– Мой капитан, я обещаю каждую секунду держаться за ремень для подпруги как минимум одной рукой. Но если ты боишься, что я упаду, то можешь держать меня за талию.
– Любой повод подержать мою принцессу за талию мне нравится. А кроме того, держась за тебя, я сам не упаду… потому что до ремня мне не дотянуться.
– О, об этом я не подумала. Я не смогу упасть, если буду держаться за твой пояс. Давай поменяемся.
Дити так и не научилась быть эгоистичной – она автоматически отдает ближнему бо́льший кусок пирога.
– Вот уж нет, мэм! Это был ваш выбор, я меняться не буду.
Как оказалось, никакой опасности упасть для меня не было – Ках Кахкан прихватил меня крепко, но аккуратно своими нижними руками. Я был уверен, что он чувствует ответственность за «ценный» груз; если мы упадем на скаку, ему останется только отправиться в вербовочный пункт Иностранного легиона[98]
или его Барсумского эквивалента.Я хорошенько разглядел наших гигантов, чтобы позже с уверенностью называть их по именам. С зелеными людьми это не так-то просто: они подобны горошинам в стручке или овцам в стаде. Но если забыть об общевидовых особенностях и сосредоточиться на деталях, то у каждого можно обнаружить столько же индивидуальности, сколько у вас или у меня. С Кадом проблем не предвиделось – завидев любого «юнца», у которого левый клык отломан в трех сантиметрах над губой, крикни ему: «Кад!» и посмотри, отзовется он или нет.
Таум Такуса мы узнали уже хорошо, я никогда бы не забыл его внешности и манер. О Ках Кахкане я мало что мог сказать, пока у нас не было времени познакомиться. Я мог ощущать его похожий на доску живот собственной спиной, но видеть его не мог. Поэтому я сосредоточился на том, чтобы мысленно его представить. Пять метров роста – на голову выше Таум Такуса. Широкоплеч, мускулист, двигается точно кот, и «Гейдельбергская» сетка шрамов по всему телу. Сомневаюсь, что смог бы найти на нем участок кожи размером с ладонь, свободный от следов старых ран. У Таум Такуса было около полудюжины шрамов, у Ках Кахкана как минимум в десять раз больше.
Это, а еще аура некоторой усталости от жизни заставили меня предположить, что он куда старше, чем Таум Такус – да, последний был за старшего… но почему? Попробуем узнать… не задавая прямых вопросов.
У тоатов очень мягкий ход. Они столь массивны, что им тяжело стартовать, и по этой же причине они не могут быстро поворачивать. Но, набрав крейсерскую скорость – тридцать узлов, я бы сказал, – они катятся точно шары по бильярдному столу и могут держать темп часами. Думаю, что большое количество ног позволяет мягко «обтекать» ухабы; всадник ощущает лишь приятное покачивание на волне, скорее вибрацию, чем тряску.
По почве они движутся бесшумно и почти так же (как я узнал позже) по мощеной дороге. Встречный ветер в тридцать узлов не мешает разговорам – иначе жителям Вайоминга пришлось бы перейти на язык жестов много поколений назад. Дити хотела «видеть пейзаж», но когда ты видел один участок дна мертвого моря, то ты видел их все: бесконечные полосы желто-оранжевого дерна и ни одного кролика. Едва мы обогнули холм, как перед нами открылся залив, а уже через двадцать минут холмы «береговой линии» были так далеко, что их трудно было разглядеть.
– Ках Кахкан, могу я задать вопрос о тебе?
– Капитан Зед-Зебе… э-э-э … дай Джон Картер может спрашивать все, что ему угодно.
Ках Кахкан говорил по-английски медленно и осторожно, время от времени ошибаясь в словах и грамматике. Мне казалось, что он переводит внутри себя те фразы, которыми не пользуется часто. Поэтому я тоже говорил без спешки и избегал сложных конструкций:
– Ках Кахкан, я слышал, как Таум Такус сказал, что ты «пережил пятнадцать игр на арене Вархунов». Я полагал, что мой кузен Джон, ваш Вождь, положил конец играм на аренах?
– Капитан Зед-Зеб…
– «Капитана» достаточно, – оборвал его я. – Мое имя слишком длинное, чтобы повторять его с каждой репликой.
– Спасибо, капитан. Мой ответ на твой вопрос будет одновременно и да, и нет. Красные люди никогда не имели обычая сражаться на аренах. Или забыли его много циклов назад. О желтых людях я знаю мало. У зеленых – наши обычаи разнятся от племени к племени. Генерал Тарк Таркус запретил игры среди Тарков. Приказ Вождя, объявленный с престола и скрепленный его печатью, повсеместно запретил использовать на играх пленников, захваченных в битве. Но он не запретил игры.
Люди, осужденные за преступления и приговоренные к смерти, могут выбрать арену или выбрать, чтобы их случай был положен на Пьедестал Правды перед Троном Справедливости в Храме Воздаяния Большого Гелиума. Некоторые выбирают арену ради быстрой смерти в бою или слабой надежды когда-нибудь завоевать себе свободу. Некоторые выбирают темницы и ждут, пока Судьи Истины не пересмотрят их дело… а потом с позором умирают или живут в темницах много циклов по решению судий… или – редко! – выходят на свободу с восстановленной честью.