Погоня за панкерой

– Только за хорошую цену. Я слишком много в тебя инвестировал. Дождемся подходящей цены, – ответил я и добавил: – Не выставляй язык слишком часто, а то он обветрится.

– Мы понимаем тебя, Ках Кахкан, – продолжил я. – И чем занимается ученик?

– Служит наставнику. Следит за его тоатом. Ухаживает за его оружием и снаряжением. Делает ему массаж перед играми, а после – перевязывает раны. Помогает мастеру практиковаться между играми, стараясь его не поранить. Спит в конюшне и ест то, что дает хозяин. И ждет.

– Ждет чего? – спросила Дити.

– Того, что случится, принцесса. Его хозяин может умереть на песке, и договор будет тем самым закрыт. Освобожденный ученик может продать себя снова… или может выбрать арену в тот день, когда его мастер должен… э, будет должен выйти на игры в следующий раз. Но в моем случае распорядитель игр увидел меня во время тренировки, выкупил меня и внес мое имя в список… и в первой же игре я столкнулся со своим бывшим наставником, – Ках Кахкан сделал паузу. – Я убил его. Не было радости в этом убийстве. Мне были знакомы все его слабости, он не знал моих – ведь не пристало ученику наносить раны мастеру.

Так я выиграл его оружие и его тоата, оставил себе то, что понравилось, продал тоата, а мое имя осталось в списке. Я сражался.

Движимый любопытством, я задал неловкий вопрос:

– Ках Кахкан, и каково это, быть профессиональным гладиатором?

Я ощутил, как он пожал плечами:

– Это жизнь.

Ах, мой болтливый язык! Но, очевидно, вопрос не был оскорбительным, поскольку он продолжил:

– Большую часть времени жизнь скучная, но комфортная. Хорошо кормят. Возможно, слишком хорошо. Перерывы между играми долгие, так что воин может разжиреть, стать медленным и мягким, если ест слишком много и недостаточно тренируется. Это прикончило многих гладиаторов, и только Мать Исса знает, искали они сна в ее руках или попали туда из-за беззаботности и лени, – он снова пожал плечами. – Я не был беззаботным.

– Очевидно, не был, – сказал я без доли сарказма. – Ты выиграл в пятнадцати сражениях.

Я тихо спросил у Дити:

– Каковы были его шансы?

– Тридцать две тысячи семьсот шестьдесят восемь против, предполагая, что каждая схватка была равной. Но последнее, полагаю, явно не может быть правдой.

Ках Кахкану опять понадобилось время, чтобы упорядочить мысли.

– Простите меня, благородный капитан, очень сложно донести истину на твоем языке. Игры проходят четыре раза в каждом цикле. Или больше. Или меньше. Десять дней на одни игры.

Дити прошептала:

– Сто пятьдесят дней сражений – я не могу даже примерно оценить шансы. Люди – не игральные кости.

– Ках Кахкан, а ты дрался каждый день? Все пятнадцать игр по десять дней?

– Нет, нет, капитан. Поначалу – да. И многими способами. Против людей, пешком. Против всадников – мы с Канакук. Против диких калотов. Против банхов. Но у распорядителя игр есть приказ от джеда выставлять на бой только равных противников, поскольку толпа не будет делать ставок на предсказуемый исход. Пеший человек не выстоит против банха. Банх непременно победит, и мастеру по приказу джеда самому придется сражаться в следующей схватке – против банха, пешком.

Воин, который выигрывает много раз, ставится только против других опытных воинов – не против животных, не против начинающих. Поначалу я сражался ежедневно на каждой десятидневной игре. Потом я дрался реже по более высоким ставкам. В своей последней игре я прошел только семь схваток, все против таких же опытных воинов, переживших не один сезон.

– И ты снова лишился работы?

– Нет, капитан. Я устал. Мне надоели бессмысленные убийства. Мои предки решили бы, что я сошел с ума, они бы отреклись от меня. Но каждый новый бой стал для меня рутинной работой, которую хотелось побыстрее закончить, чтобы пойти покормить Канакук, вымыться, лечь на шелк рядом с ней и заснуть. Я убрал свое имя из списков. Заплатил распорядителю игр все, что с меня причиталось, и записался в Школу Берлица[101], чтобы выучить английский язык.

– XXI – Джейк

Мы с Хильдой наслаждались поездкой с Таум Такусом.

Пейзаж был однообразным, но в беззаботной скачке были те же нотки, что в воскресных прогулках моего детства, когда людям нравилось кататься по земле, а не перепрыгивать через несколько штатов, не успевая поглядеть по сторонам.