Погоня за сокровищем

Пираты поглядывали на девушку, но не трогали; кто-то даже пытался завязать разговор от нечего делать. Если Тина слышала пошлость и непристойные намеки, то отворачивалась, не удостаивая наглеца ответом. Несколько раз матросы пытались настаивать, но хватало окрика Ржавого или его старшего помощника, и от нее отходили, оставляя в покое. Так как почти все свое время мадемуазель Лоет проводила на палубе, вглядываясь в бегущий впереди бриг, то и все попытки завязать с ней разговор происходили на виду у моряков со «Счастливчика». Один раз, когда особо настойчивый пират схватил девушку за локоть, пользуясь отсутствием Ржавого на палубе, с брига раздался пушечный выстрел, и ядро упало недалеко от носа бригантины. Узнав причину недвусмысленного предупреждения, Ржавый избил матроса, и тот забыл о Тине, кажется, навсегда.

То, что с папенькиного корабля за ними постоянно наблюдают, наполняло душу мадемуазель теплом и благодарностью. Так было немного спокойней. Несколько раз ей удалось выпросить у Ржавого его подзорную трубу. Забравшись на нос, Тина долго рассматривала палубу брига, задерживаясь на каждом лице, которое попадало в кружок окуляра. Она увидела папеньку, что-то втолковывавшего господину Даэлю. Увидела Дина и Бонга, стоявших у перил и смотревших в сторону «Зари». За то время, что ей приходилось смотреть на дорогих ей людей издали, Тина поняла, что ужасно по ним скучает. Но особенно тосковала девушка по одному человеку.

Альена Тина видела каждый день; даже с расстояния ей казалось, что она различает каждую черточку его лица. Тину безумно огорчало, что они расстались, поругавшись из-за недоразумения. За эту неделю мадемуазель Лоет думала много, обо всем, что с ней происходило до встречи с Литином и после. Теперь для размышлений у нее было предостаточно времени. К работе на корабле девушку никто не приобщал, да ей и не хотелось: не тот корабль, не те люди. Болтать с командой Тина также не стремилась, не видя достойных собеседников, зато думать выходило много и обстоятельно.

Девушка подолгу разбирала то, что привело к отъезду из отчего дома. Она не испытывала стыда, эту ступень мадемуазель Лоет прошла раньше. Нет, теперь Тина рассматривала свои побеги как бы отстраненно, словно не свои, а кого-то другого. Впрочем, ей так и казалось: словно она наблюдает через окно за девчонкой, живущей напротив. Она видела уличные драки, в которые с таким энтузиазмом кидалась соседка, видела, как она без жалости раздирает платье, влезая за яблоками в сад одного из горожан, не столько ради яблок, сколько из желания именно этого запретного и недозволительного действия. Перелезть через чужой забор, забраться на яблоню и грызть еще неспелые кислые плоды, затем ободрать еще одно дерево, навалив полный подол, и унести ради очередной забавы, закидать мальчишек из ватаги Заморыша. Всевышний! До Тины вдруг дошло, что Заморыш и его приятели, мальчишки, с которыми они со Сверчком воевали, повзрослели раньше самой Тины, несмотря на то что были младше на пару лет. Даже Сверчок. Только сейчас девушка поняла, что его взгляд изменился, стал… серьезней, что ли. Все взрослели, все развивались, и только Адамантина Лоет не желала выбираться из своих коротких платьев маленькой девочки.

Все ее поступки были, как те яблоки из чужого сада, недозрелыми. Где-то бочок зарумянился, но на вкус все еще кислые. Вроде мелькала зрелая здравая мысль, но следовала ей Тина все еще по-детски. Даже если взять ту же девицу, которую она бросилась спасать вместе с Дином. Благородно, справедливо, но неразумно. Теперь Тина смело призналась себе, что все возражения, которые так складно выстроились в ее голове в тот момент, были вызваны лишь одним желанием — все сделать самой и доказать, что она тоже лихой малый и кое-что может. Глупая самоуверенность, и не больше. Как и все ее побеги от учителей и Лисси. Необоснованное баловство, оборачивавшееся каждый раз против нее же самой. И с каждым новым проступком Тина словно пыталась обхитрить судьбу: вчера попалась, сегодня сумею обойти расплату. Но не обходила, только все больше наживала себе неприятностей.

И эта цепь, сотканная из упрямства и нежелания остановиться и оглянуться на саму себя, привела ее к тому злосчастному вечеру, когда она ударила Марка. Здесь тоже была ее ошибка — опять самоуверенность. Она решила, что умней деда, дяди и родного брата. В результате мадемуазель скрыли в пансионе, а кузен продал ее герцогу. И вновь Тина совершила ошибку, решив положиться на себя, и только на себя. Зачем? Спасалась? В общем, да. Но побег был продиктован очередной самоуверенной мыслью: «Я смогу». И она отправилась в дорогу одна, среди ночи. Лишь благодаря Всевышнему не встретив никого дурного.