Поговорим о демографии

1,00 — тот критический уровень, за которым начинается депопуляция (вымирание). Это явление наблюдалось, например, в довоенной Франции. Хотя там аборты находились под запретом еще с наполеоновского времени, их продолжали делать подпольно. В 1920 году было наложено вето на пропаганду и продажу контрацептивов. «Забастовка животов» продолжалась В 30-е годы рождений оказалось меньше, чем смертей Коэффициент воспроизводства упал до 0,87. Численность населения начинала убывать. Опасались, что к 1985 году она станет меньше 30 миллионов, из которых 8–9 миллионам будет за 60 лет…

Еще не закончилась вторая мировая война, когда прозвучал лозунг генерала де Голля: за 10 лет — 12 миллионов крепышей! После войны правительство с помощью специально учрежденных органов развернуло активную деятельность с целью повысить рождаемость. По инициативе входившей в него компартии, а также профсоюзов были введены различные семейные пособия. Поощрительные меры сделали свое дело. Чистый коэффициент воспроизводства меньше чем за 30 лет увеличился в полтора раза — до 1,31 в 60-х годах (против 0,87 в 30-х). Население Франции, которое в 1945 году исчислялось 40 миллионами, к 1965 году — за 20 лет — стало чуть ли не 50-миллионным.

При социализме для эффективной демографической политики условия несравненно благоприятней. Если активизировать традиционное для СССР поощрение рождаемости, можно добиться, чтобы она не просто поднялась, но достигла наилучшего значения, наиболее разумного для нынешнего этапа. Известный перелом, вероятно, наступает. Во всяком случае, чистый коэффициент воспроизводства уже не падает. Напротив, повышается. В 1968–1969 годах он равнялся 1,11, а год спустя — 1,13.

Сколько же детей лучше всего иметь в среднем каждой супружеской чете, чтобы фактический показатель, о котором мы говорили, сравнялся с желаемым?

Мы помним: 265 рождений на 200 родителей (на 100 семей) восстанавливают численность населения ровно на 100 процентов, не более.

Нас же интересует такое воспроизводство, которое является не простым, а расширенным с коэффициентом 1,20. Оно требует иного соотношения: приблизительно 320 рождений на 100 «эффективных» семей. То есть на каждую примерно по трое детей.

А как происходит в действительности? Обычно так: отец, мать, ребенок — один-единственный. Эта «айн-киндерсистем» получила широчайшее распространение в больших городах, все чаще встречается и в малых, даже в деревнях. Демографы озабочены и, естественно поднимают тревогу: однодетность — реальная и серьезная социальная опасность.

— Но разве нет многодетных семей?

— Они всегда были, есть и будут. Но их доля незначительна. Ориентироваться на них не имеет смысла.

— А нельзя ли как-то противостоять бесплодию, чтобы «эффективных семей» стало больше? Ведь оно лишает возможности иметь детей чуть ли не 10 процентов супружеских пар!

— Попытки преодолеть его предпринимаются, но удаются, к сожалению, далеко не всегда.

— Невольно вспоминаются опыты профессора Петруччи, который растил человеческий зародыш вне материнского организма. Если когда-нибудь так будут рождаться дети, то все проблемы отпадут.

— Это фантастика, хотя, вероятно, и вполне научная.

Царь Федор, сын Ивана Грозного, был последним звеном в династии Рюриковичей, если не считать малолетнего Димитрия, погибшего в детстве. И, естественно, не хотел, чтобы оборвался столь древний род. Но, прожив 40 с лишним лет, так и не обзавелся потомством.

А вот другой Федор, простолюдин Федор Васильев, живший во второй половине XVIII века близ города Шуи, понятия не имел о генеалогическом древе; ожидая очередного прибавления семейства, он рассуждал по-крестьянски: авось бог даст будущего кормильца. И вошел в историю как отец 87 сыновей и дочерей. Первая жена одаривала его четырежды четверней, семикратно тройней и 16 раз двойней. Вторая — дважды тройней и шестикратно двойней.

Если здесь нет преувеличений, то перед нами своего рода рекорд, едва ли кем превзойденный. Правда, один султан, говорят, стал папашей чуть ли не 300 отпрысков (их матерями были его многочисленные наложницы). Но такое возможно разве только в условиях полигамии. Впрочем, это исключение даже для мусульманского Востока, некогда славившегося своими гаремами. В условиях же моногамии (единобрачия) подобные достижения просто немыслимы.