Заботливое внимание, обращенное на внешние особенности почерка, достигает высшей своей степени, когда писавший старался скрыть свой собственный почерк, когда он подделывался под чужой почерк и поэтому вынужден был следить за каждой мелочью, за каждым штрихом. Эта старательность бьет прямо в глаза в тех случаях, когда писавший хотел в то же время замаскировать и это самое усердие и произвести впечатление, что письмо как будто писано бегло, между тем как в действительности слова выводились с величайшими усилиями», – подчеркивает Ганс Гросс.
Идентификация по почерку, ясная в обыкновенных случаях, перестает быть очевидной, когда пишущий изменяет свой почерк, чтобы его не узнали (намеренное изменение почерка, анонимное письмо) или чтобы выдать его за почерк другого человека (подделка путем подражания).
Альфонс Бертильон утверждал, что «почерк каждого индивида имеет свои отличительные черты и особенности письма, которые подделыватель не может все воспроизвести, и в то же время, вопреки своему желанию, он вносит в подражание особенности своего почерка».
Кто сумееет так подделать чужой почерк, что он действительно будет производить впечатление бегло написанного, о том можно сказать, что он достиг в этом отношении совершенства, потому что преодолел самое труднейшее в искусстве подделки. Но раз эта техническая сторона подлога исполнена неудовлетворительно, то при первом же взгляде на рукопись чувствуется какое-то внутреннее в ней противоречие, хотя на первых порах и не сумеешь разгадать, в чем оно заключается. Но как только начнешь тщательно всматриваться в письмо, является мысль: «Почерк кажется беглым, но на самом деле он не таков».
Самое важное, что может извлечь следователь из изучения почерков, это, несомненно, умение разгадать по почерку характер человека. Для этого требуется отчасти природная способность, отчасти навык. Говоря о том, как приобрести этот последний, мы в то же время должны коснуться вообще способов анализа и оценки почерков. Кто же намерен лишь бегло ознакомиться с этим делом, тот может брать для изучения что придется. Для систематического изучения должно прежде всего собрать почерки хорошо знакомых лиц, характеры которых, возраст, занятия и т. п. точно известны. Эти почерки должны послужить началом, т. е. в них следует вчитываться с предвзятой целью отличить в почерке ту или другую особенность характера, – советует отец криминалистики.
Предположим, что некто известен нам как поспешный или легкомысленный человек; следовательно, мы должны приложить усилия к тому, чтобы уловить в его почерке внешнее выражение поспешности или легкомыслия. Если мы, по нашему мнению, такие признаки нашли, то запишем их на память и будем повторять проверку правильности наших выводов. Когда таким образом будет собран достаточный материал почерков разного рода, то его разделяют на группы: сначала по возрастам, потом по полам, по цели письма (беглая заметка, серьезный труд и т. п.), потом по другим качествам.
Разделив какую-нибудь группу с известной точки зрения на более мелкие части, следует проверять эти подразделения и пытаться делать обобщения, что именно выражает почерк того или иного типа. Такая работа в высшей степени интересна и увлекательна: кто раз попробует ею заняться, тот отдастся ей со страстью, которая возрастает по мере того, как постепенно выясняется вся степень приносимой ею пользы. Кто ревностно занимается изучением почерков, тот в каждом попавшемся в руки протоколе сумеет почерпнуть для себя кое-что полезное: так, сначала он рассмотрит подпись, постарается разгадать по ней все, что в состоянии, и затем уже по данным, имеющимся в протоколе, проверит правильность своих предположений. Кто так делает, тот в самое короткое время достигает того, что все потерянные минуты с избытком будут вознаграждаться тем, что будет добыто в другом направлении, – пишет Ганс Гросс.
Гросс не только заимствовал рекомендации у графологов, но и сам разработал механический способ угадывания характерных особенностей человека по почерку. Он советовал водить по написанному сухим пером, спичкой или мысленно глазами как бы обводить букву за буквой, стараясь делать это приблизительно с той же скоростью, с какой писался текст. И заключал: «Отнюдь не преувеличение и не плод воображения, если окажется, что при этой операции на самом деле приходишь в особенное состояние, совершенно соответствующее тому, в котором в свое время писана была исследуемая рукопись. Испытываешь нервное возбуждение, радость, гнев, те же самые чувства, под влиянием которых писал собственник рукописи». Отсюда неизбежно вытекал вывод, что, обладая опытом и впечатлительностью, таким образом можно отгадать способности и характер писавшего. Следственная практика не восприняла эту рекомендацию.