Поговорим о странностях любви

Не удивляйся чужому письму в конверте. На днях я получил его от больной, которая — помнишь? — на Новый год была Снегурочкой у нас в отделении. Прочти. Вряд ли вы с ней увидитесь. На этот раз ее дела и впрямь плохи.

Целую.

С.

* * *

Доктор!

Не сердитесь, что я вам морочу голову. Как будто вам мало этой больницы! Но мы с вами так душевно поговорили на Новый год, я потом долго вспоминала: молодой, а как меня чувствует! Я же знаю: врачи бывают такие ласковые, когда больной совсем плох. Но вы сказали, что у меня приличные анализы.

Вы всем это говорите, да?

Я на вас надеюсь, миленький. Это будет такая несправедливость, если я вдруг умру! Это сейчас я старая бандероль. А вы бы видели, какая я была на своей свадьбе! От горла вниз белое облегающее, потом широкое-широкое, этот фасон назывался «Солнце-клеш», волосы тоже белые, еще мой цвет, натуральный… Мне еще долго говорили в трамвае: «Девочка, уступи место». А эта девочка уже была вдова, да.

Я сперва за него не хотела, иди знай, что это за албанцы? Он учился у нас в медицинском, так мало ли кто учится? Но он увидел меня — и все. Я туда-сюда, а он сказал: «Софис (это он меня так называл), я женюсь на тебе». И точка. Это была такая история, доктор! Я говорила своему второму мужу: «Олег, напиши книгу! С кого писать, как не с меня?» Но он все раскачивался, пока не спился. Что у меня за везуха на мужей! Все мне завидовали, а детей так и нет.

Короче: я вышла за него, и мы уехали в Албанию. Меня охраняли его отец и трое братьев, все с ружьями, иначе украдут, и никаких следов. У них такой обычай. Горы, и все черноглазые, с бородами, как в кино! Доктор, если бы видели, как меня там принимали! Я была младшая невестка, мне полагалось восемь ниток жемчуга. Восемь! Все нитки до самого пупа, натуральный жемчуг, представляете! На него можно было бы годами жить. Но что я тогда понимала: восемнадцать лет! Длинные ноги и белые волосы, еще свой цвет, вот и все. Уехала домой на каникулы в одном сарафанчике. Знаете, тогда только пошла мода на тоненькие бретельки. Нет, откуда вам знать, вы же не помните тех лет. На меня все оглядывались, все. Цветы дарили — просто так. Боже, а потом у них как началось! Но меня бог спас для моей бедной мамы.

Вы себе представляете мое положение, доктор: я осталась буквально с голым задом! Все, что у меня было, я вбухала в утюги. Три электроутюга, полотер, пылесос, пять плиток, а? У них безумно дорогие электротовары, а мы же молодожены, нам надо становиться на ноги, нельзя же было сесть на шею его родне. Мой Йылы был такой гордый, чуть что, уши наливаются дурной кровью. И со всей его гордостью я села голым задом на эти проклятые утюги! Доктор, миленький, вы меня простите, я же с вами как с родным. Врачи и птицы, вот кто у нас остался для душевных разговоров. Я же знаю, моя болтовня дальше вас не пойдет. Но зло до сих пор берет: столько утюгов отдала буквально за копейки! Идиотка! А фотографии? Специально взяла туда домашний альбом, хотела показать новой родне. Мама предупреждала: «Ты же забудешь, ты все теряешь, а там папины военные снимки». Точно: приготовила, запаковала, а в последний момент оставила на столе. Вместе с жемчугом. Интересно, кому он достался? Говорят, у них теперь строго, даже такси нет. Месяц в году все работают на стройке или в сельском хозяйстве. Что же они, в жемчуге копают? Обидно. Иногда ночью я думаю: вдруг мой Йылы жив? Вдруг! Не для себя — для него думаю. Сколько я писала: и нашим, и в индийское посольство, оно было тогда посредником — ничего! Как в воду канул.

Тогда я и научилась шить. Вкус у меня есть, это, наверно, еще от прабабки. Шила подругам, подрабатывала на курсах, но после второго замужества мне пришлось уйти: эта стерва, с которой Олег, в общем, неважно, главное, теперь я крепко стою на ногах. Вы меня снова подлатаете, и я проживу еще два раза по столько. А мои ребятки! Первый выпуск наших курсов, боже, они были такие отчаянные! Мы с ними, конечно, давно на «ты». У меня одна комната, но все праздники гуляли только у меня. Я до сих пор их помню маленькими. Там была одна Женечка, ну куколка, картинка, я ей говорила: «Ты посмотри на него, у него зубы желтые от табака, сам как глиста, что это, мужчина?» А она говорит: «Он меня загипнотизировал, он делает со мной все, что хочет». Доктор, вы меня тысячу раз извините, но я ее дней ждала больше, чем своих! Однажды она все-таки влипла, но я ей категорически запретила выкидывать ребенка. Она мне потом руки целовала за Мишеньку! Он такая лапочка. Вы же меня чувствуете, доктор, я такая впечатлительная, от этого и болею.