Поговорим о странностях любви

Представляю, как ты фыркнешь, когда завтра в самолете найдешь это письмо среди еще свежих лепешек! Одну я, правда, украл у тебя и спрятал. Здесь, в Средней Азии, есть такой обычай: когда уезжает близкий человек, на пороге дома ему дают надкусить лепешку, потом ее заворачивают в чистую тряпицу и хранят до его возвращения. В некоторых домах такие лепешки лежат еще с войны. Но я надеюсь, что нашу мы доедим еще прежде, чем она успеет зачерстветь.

(Ты что-то сказала во сне, кажется, позвала меня. Так тихо, так жалобно, как никогда не говоришь наяву. Какая же ты настоящая?)

Мы еще не расстались, а я уже скучаю по тебе. Мне мало тебя живой, тихо дышащей, и я жадно уничтожаю свой НЗ: воспоминания об этих четырех днях в Пенджикенте.

На всякий случай я настраивался на то, что ты не приедешь, но тем сильнее ждал самолета. Трап не подгоняли минут двадцать, а может, и год. Потом не было автобуса. Потом пассажиры медленно-медленно выходили из автобуса и плелись к выходу. Первая группа, вторая… Оставалась еще маленькая кучка. Я понял, что тебя нет и там. И пожалел, зачем я не близорук: можно было бы вглядываться в расплывчатые силуэты и до последней секунды надеяться, что ты все-таки прилетела. В этой группе были и женщины. Я мысленно делал их фигуры то стройнее, то полнее, подгонял черты лица, как на фотороботе, лишь бы одна вдруг оказалась хоть отдаленно похожей на тебя.

Конечно, все это бессмыслица: если людям хочется быть вместе, то часом раньше или позже… Но я загадал (уже который раз!): прилетишь — все будет хорошо. И слонялся весь день по аэропорту, как дурак, со своими розами (потом ты усмехнешься: «Розы — это так жарко!»). Следующий рейс, которым ты могла прилететь, был через сутки, но ты совершенно алогично возникла откуда-то из Кургана или Иркутска.

Когда мы поженимся, я специально буду отсылать тебя в командировки, чтобы видеть, как ты прилетаешь. Тебе так идет утыкаться носом в цветы! Потом ты очень правдиво изобразила, как я иду с тобой по аэропорту, победно озираясь по сторонам: не собирается ли кто отбить тебя? Я бы и сам отбил, чтобы лишний раз почувствовать, что ты моя. Нет — со мной. Стать чьей-нибудь ты не способна при всем своем желании. Ну и ладно! Ходи сама по себе, но рядом со мной.

(Ты опять вздрогнула, пальцы поползли по простыне. Не верится, что через год мы будем мирно читать перед сном в постели или вместе смотреть по телевизору какую-нибудь муру, но может ли она быть мурой, если смотришь ее вместе с тобой?)

Я приготовился к тому, что ты опять выставишь меня, но решил: на этот раз клянчить не стану. Ты, наверное, все поняла и нарочно дразнила меня, посылала то за водой, то за сигаретами. Приношу — темно! И на подушке твоя смуглая рука со светлой полоской от часов. Ах, Ванда! Как мне хочется разбудить тебя!

Помнишь пенджикентский музей, выставку древних блюд? Там ходил слепой узбек с сыном. Он расспрашивал мальчика, где что изображено, тот подробно пересказывал ему. Так и я теперь гляжу на все твоими глазами.