Пограничная стража России от Святого Владимира до Николая II

Алексей Михайлович был глубоко верующим человеком. Вера его была не показная, не «на публику», а истинным состоянием души, живущей в гармонии с Богом. Ежедневно, с раннего утра, он спешил в храм, отстаивал там заутреню и обедню, горячо и усердно молился. В молитвах своих просил Господа Бога помочь ему править страной, чтобы его «холопы» жили в мире и согласии, по законам любви и братства, и чтобы Господь Бог послал ему победу в борьбе с врагами, которые не оставляли в покое многострадальную Русь, рыскали у ее границ «аки хищные звери». Защиту страны, ее границ и своих православных подданных царь считал своей «первеющей» задачей.

А еще второй царь из династии Романовых любил охоту, особенно соколиную. Ему нравились утренние зори, туманы, покой и первозданная свежесть лесов и полей. Здесь он отдыхал душой от множества государственных дел, разрывая на миг размеренную монотонность царской жизни. С ним были его друзья, соратники, с которыми он, забывая чины и звания, носился на своем скакуне, увлекшись погоней за диким зверем.

Однажды, под Звенигородом, во время охоты на медведя Алексей Михайлович оказался один. Все его попутчики отстали и разбрелись по лесу. Вокруг – ни души, только вековые деревья покачивали густыми кронами да вдали сверкал на солнце куполами своих храмов Саввин-Сторожевский монастырь, основанный святым Саввою еще в 1377 году. Царь остановился в раздумье: что же делать дальше? Куда направиться? Неожиданно метрах в двадцати от него из-за кустов вышел огромный медведь и, зарычав, встал на задние лапы. Гибель казалась неизбежной, и царь мысленно уже прощался с жизнью, но свершилось чудо: перед ним, словно из-под земли, явился благолепный старец-инок, и медведь сразу же убежал.

– Как тебя зовут? – спросил обрадованный царь.

– Я инок Сторожевского монастыря, и зовут меня Савва, – ответил старец и исчез в лесу.

После охоты царь отправился в Сторожевский монастырь, чтобы отблагодарить своего спасителя. В обители же инока с таким именем не оказалось. Увидев икону Преподобного Саввы, которая была написана еще при его жизни, царь догадался, кто защитил его от неминуемой гибели. В благодарность Алексей Михайлович приказал открыть мощи преподобного старца, что и было сделано в январе 1652 года.

После случившегося молодой царь перестал «ходить на медведя», а увлекся соколиной охотой. Он подписал специальный указ о привозе в Москву ловчих птиц, в котором потребовал доставлять их без задержки, бережно, «а если приказные люди учнут чинить задержанье и от этого нашим птицам учиниться какая поруха, то тем от нас быть в великой опале и в наказаньи».

Но царь всегда оставался царем. И отдыхая «на природе», и в самые увлекательные моменты «царской потехи», то есть охот, Алексея Михайловича не оставляла тревога о своей любимой «отчине», которая по-прежнему подвергалась усиленному давлению многочисленных врагов… В 1651 году раненый, покрытый пылью гонец с обветренным лицом привез царю сообщение с южной границы о подготовке крымских татар к походу на Русь. Путивльский воевода писал, что «видел в степи следы многих тысяч всадников, идущих к Оке», и предупреждал, что скоро они могут появиться у Каширы, Коломны и в других местах под Москвой.

Алексей Михайлович приказал тут же подготовить грамоту каширскому воеводе Михаилу Павлову «о предосторожностях в случае вторжения крымского хана и ногайских татар». «Ведомо нам учинилось, – писал он, – что недруг наш крымский хан с крымскими и ногайскими людьми весною рано хочет приходить на нашу Украину большим собранием. И ты бы на Кашире жил с великим бережением и про приход крымского хана проведывал, и сию нашу грамоту велел прочесть всем уездным и служилым людям… чтобы служилые люди на нашу службу были готовы, конны и оружны, и в дальние места не разъезжались, чтобы нашу Украину от татарских воинов уберечь и православных крестьян в плен и в расхищенье не выдать».

Далее царь четко определил порядок действий в случае появления крымчаков. «Чтобы служилые и уездные люди по вестям были в городе тотчас, и жен своих и детей везли в город, и хлеб везли в город ныне, чтобы в житницах и кладях никакого хлеба не было». Подлинник подписал дьяк Григорий Ларионов.