Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»

– Не торопись, – хмуро приказал ездовому сержант Щербаков. – Помрут люди.

Молодой пограничник подчинился, хотя постоянно оглядывался по сторонам, то и дело задирая голову вверх. Он шагал рядом с повозкой. Лошади устали и кое-как тянули груз. В небе по-прежнему проплывали немецкие самолеты. Тяжелый вой моторов, отдаленные взрывы пугали лошадь. Она инстинктивно чувствовала опасность и жалась ближе к обочине.

Миновали тряский мостик перед въездом в Лисий овраг. Здесь погиб связист заставы Юрий Пащенко и принял свой первый бой Щербаков. С тех пор прошла целая жизнь. Уже несколько часов шла война и на заставе гибли люди.

Провода в этом месте оказались снова оборваны. Андрей приказал ездовому приотстать, а сам с автоматом на изготовку двинулся метрах в семидесяти впереди. Телеграфные столбы на этот раз не спиливали, рассчитывали, что они еще пригодятся. Но на одном был нарисован мелом трезубец, на другом свастика.

Щербаков сошел с дороги и двигался под прикрытием кустов. Каждую минуту ожидал выстрела. Впереди с карканьем взлетели вороны, сержант вскинул ППШ. За поворотом лежали тела двух пограничников.

Дорога здесь раздваивалась и шла к пятой заставе. Оба пограничника были убиты из засады, когда их послали восстанавливать связь. Нападавшие стреляли наверняка, чтобы не рисковать в преддверии прихода немцев. Гимнастерки бойцов лохматились многочисленными пробоинами, вокруг расплылась огромная, уже подсохшая лужа крови.

Мухи облепили восковые лица погибших. Один из пограничников, старший сержант, был добит выстрелом в глаз. Лицо второго было обезображено ударами тесака. Разрезанный рот кривился в жуткой гримасе, торчало крошево выбитых зубов.

Сапоги с обоих пограничников сняли, оружие и патроны исчезли. Валялся лишь моток провода, обрывки писем и фотографий, которые бойцы обычно носили в карманах. За спиной Щербакова вскрикнула Вера.

– Звери! Что они делают?

Ездовой сдернул с плеча винтовку, дослал в ствол патрон. Вера заплакала, ее трясло. Нервы при виде обезображенных тел пограничников не выдержали. Смешалась жалость к погибшим парням, страх за мужа, который тоже мог быть убит в любую минуту.

Женщина в ужасе пятилась назад. Андрей взял ее за руку и осторожно провел мимо. Лошадь испуганно косила блестящим глазом на мертвых, затем тревожно заржала.

– Тише ты!

Ездовой водил стволом винтовки, ожидая выстрелов из засады. Но люди, сделавшие свое страшное дело, давно исчезли, им предстояло сегодня много работы.

Андрей вспоминал, как выселяли весной зажиточных крестьян (кулаки, пособники Бандеры и фашисты!), как их везли вместе с детьми и домашним скарбом на станцию. Разве они простят новой власти такое! Некоторые сбежали по дороге, укрылись в лесу и ждали прихода немцев. Они тогда уже знали, что скоро начнется война.

Умер боец с простреленной грудью. Несмотря на опасность оставаться дальше в этом глухом месте, Щербаков принял решение похоронить товарища. Быстро вырыли неглубокую могилку, забросали ее землей, оставив едва приметный бугорок.

– Садитесь на повозку, Вера Игнатьевна.

– Я могу идти.

– Садитесь, – настойчиво повторил Андрей. – Теперь поспешим.

Городок, где размещались санчасть и штаб отряда, представлял странное зрелище. Дома и калитки были плотно закрыты. Местные жители попрятались, лишь украдкой выглядывали сквозь проемы заборов. Куда-то быстро шли беженцы с ручными тележками, чемоданами, узлами.

Возле полуторки со спущенными шинами возился шофер и несколько красноармейцев. Рядом нервно расхаживал техник-интендант и, задирая голову, смотрел в небо. Городок не бомбили, ухало где-то в отдалении. Со стороны станции тянулся шлейф черного маслянистого дыма.

– Эй, сержант, подойди сюда, – окликнул техник-интендант Щербакова.

Андрей неохотно подчинился.

– Ты откуда?

– С заставы.

– Что там?

– Идет бой, а я послан эвакуировать раненых и доложить обстановку командованию отряда.

– Немцы крепко напирают?

Щербаков хотел повернуться и уйти. Но его внимательно слушали красноармейцы. Даже шофер оставил свою работу и подошел ближе.

– Напирают крепко, но застава сражается. Фашисты несут потери… мы тоже. А ваши бойцы, я гляжу, даже без оружия. На дорогах стреляют. Двоих пограничников неподалеку отсюда убили.

– Нам колючки подбросили, – растерянно сообщил интендант, совсем еще молодой парень из тыловой службы. – Сразу две шины прокололи.

– Андрей, давай быстрее в санчасть, – подал голос один из раненых.

– Извините, мне некогда.

– Значит, все же война?

Вопрос техника-интенданта остался без ответа. Раненых сдали в санчасть. В саду возле небольшого домика лежали и сидели уже десятки перевязанных пограничников. Коротко переговорив с двумя-тремя бойцами, Щербаков узнал, что бои идут по всему участку границы.

С трудом пробился к начальнику отряда Платонову. Подполковник не дослушав его, быстро начиркал короткую записку, запечатал в конверт и протянул сержанту.

– Отдашь лично Журавлеву… или политруку.

Андрей понял, что означает короткая пауза. Начальник отряда не был уверен, что Журавлев еще жив.

– Зачем политруку? Лично товарищу капитану вручу.