Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»

– Наверное, селедка. Ох, и пожуем. Воды полно, селедка как раз подойдет.

Но это оказался солидол. Плевались, ругали на чем свет стоит запасливого ездового. Но вскоре терпеливые поиски принесли плоды. Вытащили деревянный ящик, в котором были упакованы две цинковые коробки по пятьсот патронов в каждой. Это была уже серьезная добыча.

Гранаты, полежавшие в воде, трогать не рисковали, нашли исправную винтовку, еще сколько-то патронов. И хотя бойцы старались не трогать покойников, Николай приказал вытащить несколько тел. Помнил, какая разбитая обувь была у большинства ребят в отряде.

Сняли четыре пары ботинок. Шнурки не поддавались, их резали ножами, воротя нос от разбухших, изъеденных речной живностью тел. Люди торопились побыстрее уйти отсюда. Казалось, все они пропитались гнилостным духом. Временно забыли даже о еде, которую так и не сумели найти.

Отойдя шагов на двести, вымылись, постирали одежду. Одну пару ботинок Мальцев разрешил взять конопатому саперу – у него свои уже полностью развалились. Поделили и съели содержимое двух консервных банок. Досталось всего ничего.

На какое-то время потеряли осторожность и прозевали пастуха с десятком коров. Парень лет восемнадцати послушно поднял руки, дал себя обыскать. Складной нож, хлеб, несколько вареных картошин, кусок копченого сала, мешочек с самосадом.

Табак забрали не спросив, свернули цигарки. Едой парень поделился добровольно.

– Я не голодный. Кушайте на здоровье.

– Мы у тебя бычка вон того реквизируем, – сказал Зиновий Лыков. – Стадо приличное, не обеднеешь.

Парень упал на колени и взмолился:

– Хозяин насмерть палкой забьет. Я за того бычка в жизни не рассчитаюсь.

– Батрачишь? – сочувственно спросил Костя Орехов.

– Точно так. Хозяин как собака злой, не простит бычка. Пощадите. Отца нет, мать да трое младших сестренок. Пропадет семья, дом заберут.

– Ладно, пошутил он, – сказал Николай. – Не тронем мы твоих коров. Может, поблизости еду можно купить? Мы заплатим.

– Не знаю, – торопился пастух. – Кругом немцы. На машинах с пулеметами. Пойду я. Спасибо вам, товарищи.

Когда пастух отошел метров на двести, Мальцев задумчиво проговорил:

– На батрака не похож. Сапоги крепкие, свитка добротная.

– И харчи неплохие, – рассматривая шматок ветчины с фунт весом, заметил Лыков. – У нас в селе такие куски пастухам отродясь не давали. Набросают в сумку черствого хлеба, вот и вся еда на день. Догнать бы хлопчика! Глазенки у него хитроватые.

Но пастух уже отбежал на километр и продолжал гнать коров, хлопая длинным кнутом.

– Ладно, черт с ним, – отмахнулся Мальцев. – Патронами все же разжились. Глядишь, Яков Павлович харчи раздобудет.

Но пограничники и красноармейцы пока еще мало знали, что это за штука – окружение. Случайный эпизод с пастухом через час обернулся бедой.

* * *

Сначала наткнулись на листовки. Двадцать восьмого июня взят Минск, тридцатого июня – Львов. Стремительное наступление немецких войск продолжается. И рядом другие листки с призывом: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича!» А на обратной стороне что-то вроде пропуска. Добро пожаловать к нам, накормим, напоим и спать уложим.

Хозяйственный Лыков взялся было сворачивать листовку-пропуск, но Мальцев хмуро протянул руку:

– Дай сюда.

– Тебе зачем? Бумага пригодится.

– Давай, давай. Вражеские листовки хранить запрещено.

– Думаешь, если НКВД, то распоряжаться всем можешь? – вскинулся старший сержант. – Пора бы забыть о своих привычках. Как бы хуже не было.

– Кому хуже?

Николай смотрел на здоровяка безмятежно и спокойно. Те, кто знал сержанта Мальцева получше, угадали бы, что он на грани срыва. Тяжелые бои, отступление, сегодняшний поиск патронов среди разложившихся тел товарищей по оружию. А теперь недвусмысленная угроза приблудного здоровяка ему, сержанту-пограничнику.

Пальцы Николая перебирали брезентовый ремень пулемета ДТ, снятого с разбитого танка. Диск набит патронами, одно движение, ствол приподнимется, а указательный палец надавит на спусковой крючок.

– Кому хуже придется? – переспросил Мальцев. – Договаривай до конца.

Костя Орехов выдернул листовку из руки Лыкова и порвал на мелкие клочья.

– С огнем играешь, мордастый! Что, к немцам решил перекинуться? – Костя тоже снимал с плеча свою самозарядку. – Здесь и ляжешь с пробитыми кишками. И закапывать не станем. Язык распустил, паскуда. Вот где натура человека проявляется.

– Вы что, ребята. Просто сорвалось с языка. Я ж ничего такого в виду не имел. И воевали вместе.

Палец сержанта Мальцева все же дотянулся до спускового крючка. Патрон всегда находился в казеннике, диск набит на все шестьдесят три заряда, остается лишь сдвинуть предохранитель.

– Не надо, Николай, – хрипло проговорил Костя Орехов. – Я тебя прошу. Хватит на сегодня мертвых. Пусть живет урод… Если что, я сам его прикончу. Ты же меня знаешь.

Продолжал молчать Мальцев, застыли оба сапера. И в этой зловещей тишине Зиновий Лыков каждой клеткой ощутил близкую смерть. Хотел что-то сказать еще, оправдаться. Но голос не повиновался. Из горла вырвалось лишь слабое шипение.

– Пошли, – коротко скомандовал Мальцев, – Задержались мы тут.