Пограничники

Однажды в добрую минуту спросил Тимофей Амвросиевич:

— Зачем ты, Стельмащук, к ним пошел?

— Люблю Украину.

— А я разве ее не люблю?!

— Так вы ж схидняк. А схидняки уси коммунисты.

То был предел, за который незачем было переходить. Этот человек уже не мог мыслить иначе — мировоззрение, по его глубокому убеждению, определялось географической принадлежностью…

Блистательная победа над Германией произвела на Рудого невероятно сильное впечатление. В один из приходов генерала Строкача рассказал ему о командующем УПА, члене Центрального провода (предводительства) ОУН:

— Для захвата Клима Саура надо вам приехать с великою силою в Клеванский лис…

В тот же день Строкач отдал необходимые распоряжения.

— Поедешь с нами? — спросил он метавшегося по комнате Рудого.

— Поеду! — решительно ответил тот.

Его посадили в «мерседес» четвертым, рядом пристроилась женщина-военврач, лечившая Рудого.

Войска двигались с конца ночи. Солдаты шли в лесу, имея локтевую связь с соседями слева и справа. Рудой страшно волновался, даже несколько раз терял сознание, и военврач приводила его в чувство. Приехали на лесной хуторок. «Оця хата! — сказал Рудой. — Нет, не ця, поихалы дали». Леонид перегнулся к генералу, сказал шепотом: «Он не умышленно нас путает?» Тимофей Амвросиевич уверенно ответил: «Нет!»

Быстро стемнело. Весенний лес пел, щебетал, ворковал о счастье жизни. В мир вошла первая мирная весна, и молодые солдаты весело перекликались с птицами. Генерал приказал ни на минуту не ослаблять наблюдение, войска не снимать. Людей кормить поочередно небольшими подразделениями.

«Мерседес» и его верный спутник «студебеккер» по ночной дороге двинулись на Ровно.

Рудой вглядывался в окружающую темень, рассеченную мертвенным светом фар.

— Сейчас тут ямы на дороге будут, — предупредил он. — И завалы. Я тут всегда засады делал. Пусть солдаты подталкивают машину.

Повозился на своем месте, снова занервничал:

— Воны тут блызко!

И опять:

— Ты, капитан, если выйдет неустойка и наши налетят, меня первого застрели. А потом сами стреляйтесь. Бо ремни будут тянуть.

Все остальные пассажиры молчали. Леонид вставил в гранаты запалы. Даже всегда невозмутимый, спокойный генерал Строкач вытащил и положил на колени свой маузер.

В Ровно из Управления сразу же генерал соединился по рации с майором Дядюном. Тот сообщил, что внутри кольца организовано патрулирование, солдаты по всему периметру жгут костры.

Уже перед рассветом — спать не ложились — позвонил из Клевани командир пограничников:

— Товарищ замнаркома, при попытке вырваться из кольца из ручного пулемета убит Клим Саур. Бандитский генерал со всей охраной был, при орденах и оружии. Приметы: на щеке шрам, среднего телосложения, лет сорока с небольшим.

— Немедленно под сильной охраной доставьте тела убитых в Ровно, — распорядился генерал.

Утром посадили в «мерседес» Рудого и поехали в Управление НКВД.

Открыли дверь гаража, где на полу лежало несколько трупов.

— Смотри, — сказал генерал.

Рудой взглянул и зашатался:

— Це вин! — и упал без сознания. Когда очнулся, заплакал: — Вот и увиделись мы, Клим Саур!..

Когда генерал Строкач предложил ему выступить печатно и устно с обращением к населению, Рудой согласился. Одобренную Киевом листовку-обращение с его подписью через несколько дней стали сбрасывать над лесами самолеты.

Победа над Германией, разгром руководства УПА и гибель посланца Степана Бандеры, листовки от имени широко известного в Западной Украине Рудого с призывом выходить из лесов и сдаваться — все это надломило бандеровское движение. Оно пошло на убыль, потому что стали таять его резервы: в ярых сторонниках поколебалась вера, у терроризированного бандитами населения росла надежда на избавление от бандеровщины.

По распоряжению генерала Строкача майор Дядюн повез Юрия Стельмащука по тем местам, где тот раньше действовал. И раскаявшийся бандит выступал перед населением с разоблачением бандеровщины. В селах не являлись на эти собрания лишь те, кто не мог ходить, — малые дети и древние старики. Рудой говорил искренне и с большим чувством, не без пафоса.

— Громадяне земли украинськой! — начинал он. — Перед вамы стоить и говорыть з вамы колышний командующий группой УПА «Завихост», а по-вашему — бандыт…

Рудой дал слово генералу Строкачу: не позволять себе никаких нарушений, не пытаться бежать и в выступлениях придерживаться согласованного текста. Однажды Тимофей Амвросиевич приехал на его выступление. Майор Дядюн доложил, что Рудой данного слова не нарушил ни разу, только порой просил водки перед выступлением да однажды заикнулся, что хотел бы побывать на родном хуторе… Генерал сидел в набитом людьми сельском клубе, на сцене рядом с ним, за столом, накрытым красным ситцем, поместились предколхоза и майор Дядюн.

— Не верьте оуновским верховодам! — говорил Рудой в душной тишине. — Они обманулы и вас, и мене. Выходые из лисив, вас не будут карать за колышние злочинства.

Когда он замолчал, тишина стала еще гуще и тяжелее. Слышен был скрип сапог автоматчиков, неторопливо шагавших взад-вперед возле крыльца и у окон.