Пограничными тропами

Самохину не понравилось то, что допрос затягивается, что все его попытки что-либо выяснить наталкиваются на приторную улыбку и почтительные поклоны, а время идет. Он понимал: чем дольше не сможет заставить торговца признаться и назвать фамилии тех, кто был на Иштыке, тем быстрее контрабандисты узнают о том, что задержан Ги Юн, и уйдут в горы. Брать их в горах будет трудно. Нужны срочные меры. Ему пришла в голову мысль показать задержанному убитых пограничников. Расчет был прост. Ги Юн не был профессиональным убийцей и вряд ли сможет спокойно смотреть на жертвы схватки, соучастником которой был и он. Но случилось непредвиденное: оттаивающие трупы шевелились. Это наводило на Ги Юна суеверный страх.

Не прошло и двух минут, как в канцелярию вошел дежурный и доложил:

— Задержанный кричит: «Расскажу все, выпустите только».

— Веди.

Торговец робко вошел в канцелярию и остановился у порога. Он больше не улыбался, в глазах его был испуг.

— Не могу я там!

— Страшно, говоришь, на мертвых смотреть. А делать их мертвыми не страшно? Говори! Все говори!

— Все скажу, все… Мы шли на перевал. Двести человек. Хотели менять вещи на опий. Зашли на Иштык — никого нет. Как вниз пошли, слышим: «Стой! Руки вверх!» Хотели бежать — со всех сторон пограничники. Один за пулеметом лежит, стрельнул выше нас. Подняли руки. Подошел к нам высокий такой, с наганом, командир похоже, отнимать стал вещи, маузеры, ножи. Отберет — свяжет и отведет ближе к пулемету. Много связал, половину связал. Меня тоже. Никто не видел, как из Китая к нам помощь подошла. Тех много тоже было — сто, наверное, человек. Они уже несли опий, обменяли товар. Пулеметчика сразу убили. Который обыскивал нас, к пулемету побежал. Все стрелять стали. Попали в него. Много раз попали, а он вздрогнет и бежит. Добежал. Многих наших убил с пулемета, потом замолчал. Другие пограничники тоже легли за камни и из винтовок били. Много нас было, окружили каждого. Один, казах похоже, встал и на нас побежал. Двоих штыком заколол. Лицо в крови, руки в крови — страшно. Всех солдат убили, своих, которые тяжело ранены, тоже убили. Как их в село понесешь? Их не спрячешь, все равно пограничники узнают, допрашивать начнут: где ранен? Всем тогда конец, так мы думали. Пулемет, винтовки с собой взяли. Я никого не убивал.

— Почему же сразу не признался, если не убивал?

— Боялся. Своих боялся. Узнают, что рассказал, — не жить мне.

Ги Юн замолчал. Молчал и Самохин, мысленно воспроизводил ход боя. «Молодец, Бравиков. Правильно действовал. Если бы не случай… Герои, ребята. Герои! Мы отомстим за вас!»

— Фамилии сообщников?!

— Я мало знаю.

— Запомни, Ги Юн, если хоть одного скроешь, тебе же хуже будет. Они тебя убьют.

— Всех назову, всех, кого знаю! — заверил контрабандист и стал называть фамилии и адреса.

Самохин едва успевал записывать. Торговец назвал больше пятидесяти фамилий.

— Все. Больше не знаю.

— Дома они?

— Кто-нибудь успеет в горы уйти. Кто узнает, что меня поймали.

Командир взвода вызвал дежурного:

— Арестованного уведите. Через полчаса допросите еще. Взвод — «в ружье»! Командиров отделений и коммунистов ко мне.

Когда отделенные и коммунисты собрались в канцелярии, Самохин сообщил им результат допроса и начал инструктаж:

— В села и аулы поедут группы по три человека. Больше людей нет. Вы — старшие. Поднимите председателей Советов, коммунистов, бедняков, молодежь. Действовать быстро. Будут контрабандисты сопротивляться — стреляйте. На себя беру покровских бандитов.

НА СТАРОЙ КАРАВАННОЙ

Перед пологим спуском к реке Или пограничники спешились и стали растирать потные спины, бока и ноги лошадей жгутами, скрученными из травы. Кони тяжело дышали, фыркали, взмахивая головами, звенели удилами; это фырканье и звон казались в ночной тишине неестественно громкими и раздражали солдат. То и дело слышались недовольные, приглушенные голоса: «Стоять! Стоять, ну!»

Прошло меньше двух часов, как они выехали с поста Тасты, а уже больше двадцати километров едва видной в темноте тропы осталось позади. Впереди — река, потом снова едва заметная тропа, снова бешеная скачка. Они спешили. Их ночью подняли по тревоге и объяснили обстановку: двести пятьдесят бандитов в сорока километрах западнее Джаркента разграбили овцесовхоз и двигаются к границе; по следу банды идет взвод Мусихина и высланная ему на помощь группа пограничников, возглавляемая Самохиным; на Актамской тропе сделал засаду пост Каерлык. К рассвету им было приказано прибыть в распоряжение начальника Каерлыкского поста Ивченко.

Банда шла из Кунур-Оленской волости. Недовольные коллективизацией (было лето 1932 года) баи и их прислужники взялись за оружие, убивали активистов колхозного движения, коммунистов, грабили аулы. После налета на овцесовхоз пограничный кавалерийский взвод во главе с командиром взвода Мусихиным сделал засаду, но банда прорвала ее, убив одного солдата и шесть лошадей.