Пограничными тропами

Всадники как по команде вскинули винтовки. Хлестнул нестройный залп. Пули засвистели, отрывисто защелкали, перебивая сухие, крепкие ветки саксаула.

— Огонь! — скомандовал Ивченко и сам упал за пулемет.

С криком, подбадривая себя и подгоняя табун лошадей, который басмачи, расступившись, пропустили вперед, беспрерывно стреляя, неслись на пограничников враги. Беспорядочно гремели выстрелы, пронзительно ржали раненые лошади, метались, падали. Безостановочно и ритмично строчили два пулемета.

Сорок, тридцать, двадцать шагов — все ближе и ближе лавина врагов. Пограничники, разгадав хитрость басмачей (атаковать под прикрытием табуна), стали целиться в лошадей, на которых были всадники, в самих всадников. Чаще стали падать наступающие, но, упав, не ползли назад, а стреляли по засаде.

Десяток лошадей без всадников и столько же басмачей прорвались через засаду и скакали туда, где в укрытии стояли коноводы. Оттуда загремели выстрелы. Один за другим валились с седел басмачи. Повернул в спину прорвавшимся свой пулемет Ивченко. Никто не доскакал до коноводов, только несколько лошадей, ломая саксаул, выскочили на открытые места и ошалело метались по барханам. Стрелять по лошадям не стали.

Пулемет Ивченко снова повернулся к фронту. Там, метрах в пятидесяти, за убитыми лошадьми лежало человек двадцать басмачей, беспрерывно стрелявших по засаде. Они не отступали, ожидая, видно, поддержки от своих. А те, укрывшись за барханами, почему-то медлили с атакой и тоже стреляли по пограничникам.

Отвечали красноармейцы неторопливо, часто меняли позиции, хорошо целились: почти после каждого выстрела то скатывался малахай с бархана и затихал его хозяин, то ронял из рук винтовку укрывшийся за лошадью басмач. А пограничникам ни одна пуля врага не причинила вреда. Но Ивченко, Курочкин, Невоструев, да и не только они, а все, кто знал хотя бы немного тактику басмачей — рывок вперед или бегство, — забеспокоились.

— Что-то замышляют! Не в обход ли хотят?

До границы было всего несколько километров, и басмачи, если они знали местность, а они наверняка знали ее, могли, отвлекая засаду огнем, обойти ее вначале частью отряда с табуном лошадей и верблюдов справа или слева, а когда та часть уже уйдет за границу, таким же маневром прорваться и остальным. Тех, кто лежал близко от засады за убитыми лошадьми, они могли бросить без поддержки. Это был один возможный вариант, но мог быть и другой. Могло быть так, что басмачи не атакуют лишь для того, чтобы пограничники не вытерпели и подняли часть своих сил для прикрытия путей обхода, а потом уже прорвать оставшуюся малочисленную засаду.

На этот вариант могли пойти басмачи потому, что по Актамской тропе спуск к реке, по которой проходила граница, был удобен, в остальных же местах на несколько километров вправо и влево обрывистые берега преграждали дорогу и только кое-где можно было с трудом спуститься вниз.

Ивченко решил рискнуть, оставив оба пулемета и половину бойцов в засаде, а остальных направив на фланги. По цепи тихо передали команду Ивченко, какой группе идти вправо, какой влево. Назвали и фамилию Невоструева.

Еще раз выстрелив в басмачей, он подтянул винтовку и змеей пополз с бархана. Сухой песок забивался в рукава, на грудь через расстегнутый ворот гимнастерки, в голенища сапог, отчего сапоги становились все тяжелее и тяжелее, но Невоструев не обращал на это внимания, лишь оберегал от песка ствол винтовки да старался двигаться быстрее и не задевать саксаульник, чтобы басмачи по движению веток не заметили, что он отползает.

Так же осторожно и так же быстро отползали и остальные пограничники. Над головами их сухо щелкали пули, и на песок падали перебитые пулями жесткие ветви саксаула. Пот бороздил ручейки на грязных лицах, щипал глаза; никто не обращал внимания на эти мелочи, все знали: счет времени сейчас ведется на минуты. Вот наконец можно встать и, пригнувшись, бежать к лошадям. Тяжелые сапоги, как привязанные к ногам гири, мешали бежать. Нужно было вытряхнуть из них песок, но разве до этого — бегут без остановки, вскакивают в седла. Волнение всадников передалось лошадям, и они без понукания берут с места в галоп. Оставшихся коней коноводы едва успокоили.

Проскакав с километр по лощинам, пограничники по одному стали выезжать на вершины барханов, чтобы, осматривая местность, увидеть басмачей или поднятую ими пыль. Но ни того, ни другого видно не было.

Но вот поднялся ветер, задымились барханы, обволокла песчаная пыль безжизненную степь.