Погребенные

Галиб Ришар, мой отец, с первого взгляда влюбился в молоденькую и хорошенькую учительницу младших классов, когда велосипед взбалмошной девицы на полной скорости врезался в его новую дорогую машину. Уже потом она треснула его сумкой по голове и разоралась так, что в ДТП оказался виноват он и в качестве извинения был вынужден пригласить её на ужин.

В этом была вся Агата. Даже в обносках она выглядела и вела себя так, словно в наследство ей досталась как минимум вся Британская империя, а не облезлый кот и однушка где-то ещё дальше, чем в Обервилье. Кот сдох, а однушка при загадочных обстоятельствах сгорела за пару лет до моего рождения.

И да, не нависай над нами кругленькая сумма за долги всё того же Галиба Ришара, я бы с лёгкостью ей поверила. Поверила в то, что Ришар – это бренд, а не отголосок прошлого.

– Наша фамилия – всё, что у нас осталась, Аника.

Это было в равной степени правдой и ложью, но я больше не хотела полагаться на что-то столь ненадёжное и эфемерное.

– Попробую написать Жерару и спросить, не нужна ли ему официантка в кафе, – сказала я, когда мы сели ужинать. В углу небольшой гостиной скрипела старая пластинка. Одинокая лампочка на оголённом проводе невыгодно подсвечивала подгоревшие с обеих сторон булочки.

Перестав жевать, мама замерла с позолоченной вилкой в сжатом кулаке.

– Только через мой труп, Аника.

– Так оно и будет, – хмыкнула я, с опаской понюхав сыр. Решив, что он не такой испорченный, каким кажется, сунула один кусочек себе в рот. – Когда мы обе умрём от голода.

– Я скорее умру от стыда, когда кто-нибудь увидит, как моя дочь моет, прости господи, – она собралась перекреститься, но сдержалась, – полы в какой-то дешёвой забегаловке.

– Кто увидит?

– Патрик, например!

– Мам. – Я со вздохом подцепила оливку в гранёной посудине. На щербатом подносе стояла грубая белая кружка с дешёвым вином, и я залпом её осушила, чтобы унять раздражение и досаду на непонятливую мать. – Патрик никогда в жизни не бывал в этом округе. А если подобное взбредёт ему в голову, между нами всё давно кончено. Он мне изменял, забыла?

– Но…

– Нет, хватит. Я больше не желаю говорить об этом, – резче, чем хотелось, ответила я, вздрогнув от моментально сдавившей виски пульсации. В одно короткое мгновение мышцы в руках и ногах непроизвольно напряглись, словно тело готовилось защищаться или… нападать.

– Снова? – обеспокоенно прошептала мама, когда я торопливо достала из сумки помятую пачку сигарет и закурила.

– Всё в порядке, – пробормотала я, сквозь вату в ушах с трудом расслышав собственный голос.

– Аника, ты ведь сказала бы мне, если бы видения снова начали посещать тебя?

– Конечно, – соврала я, ощущая, как стали неметь руки, а настоящее постепенно расползаться перед глазами чёрным пятном. Прежде, чем свалиться под стол, я кое-как встала и, опираясь о стену, мелкими шажками добралась до своей комнаты.

А потом всё повторилось. Один и тот же сон. Один и тот же кошмар.

I

Я неуютно поёрзала на месте, вцепившись ногтями в мягкую кожу на дорогой сумочке. Несколько пружин в красном кресле с дешёвой, прохудившейся обивкой выскочили из основной конструкции и впились в поясницу, заставляя желать лишь одного: как можно скорее сбежать из этого места.

И я бы сбежала, если бы в эту самую минуту мама не подпирала дверь в кабинет психолога с обратной стороны.

– Аника. – Доктор прокашлялся, бездумно и как-то безучастно водя ручкой по листу бумаги на коленях. – Давайте с самого начала.

– Я уже всё рассказала.

Мужчина рассеянно покачал головой и тяжело зевнул. В его действиях и мимике не было и намёка на заинтересованность в нашем разговоре. Пытаясь скоротать сорок пять минут оплаченного сеанса, доктор Робинс по нескольку раз задавал одни и те же вопросы, а я со скрипом, сквозь зубы, на них отвечала, тоже не испытывая какого-либо интереса.

– Понятно. – Мужчина нахмурил косматые брови и заглянул в заляпанный кофе планшет со справками, любезно переданными ему моей дорогой маман. Обслюнявив палец, доктор принялся зачитывать: – В вашей медицинской карте сказано, что вчера вечером вы впали в транс.

– Это мама её заполняла.

– Ага. – Он опустил палец на графу ниже. – Это не впервые?

– Там же написано, – ответила я, шумно отхлебнув горький кофе из кружки, которую, казалось, не мыли со времён окончания первой французской революции.

Доктор перелистал ещё несколько страниц и достал помятое заключение последнего психиатра из дорогущей клиники в Лондоне. Если бы врачи, которые только и делали, что обвешивали меня множественными заключениями и кормили мутными формулировками, возвращали деньги, я бы смогла прожить на них ещё лет пять. Исключив походы в модные бутики – все десять.

– В последний раз вы наблюдались семь месяцев назад с диагнозом «расстройство сна, ночные кошмары».

– Вообще-то мне собирались поставить трансовое расстройство[3], но родители заплатили за то, чтобы в мою медицинскую карту вписали расстройство сна. Не хотелось бы иметь проблемы при трудоустройстве.