Погребенные

Рука доктора Робинса замерла. Несколько долгих секунд он раздумывал над тем, стоит ли записывать в карту пациента чистосердечное признание о купленном диагнозе, но всё же отложил ручку и впервые за двадцать минут общения задержал на мне взгляд дольше, чем на три коротких выдоха.

– Трансовое расстройство – серьёзный диагноз, вне компетенции простого психолога.

– Знаю, – невесело улыбнулась я.

– И вы пришли ко мне… с какой целью?

– Я не преследую никаких целей, доктор, а моя дорогая маман не особо понимает разницу между психиатром и психологом. Я здесь лишь потому, что вы оказались самым бюджетным специалистом, а мне нужно создать видимость решения проблемы, чтобы она от меня отцепилась.

Доктор достал вложенный в планшет свёрток бумаги, аккуратно его развернул и, поправив очки, передал мне изображением вверх. Без особого энтузиазма я посмотрела на кривые каракули и отложила листок на журнальный столик.

– Вы нарисовали себя на вершине горы из сердец, Аника. Боюсь, что одной видимости решения проблемы тут будет недостаточно.

– Поверьте, доктор, за семь лет пустых попыток, я смирилась с тем, что мне остаётся только создавать видимость и притворяться нормальной.

В первое время после аварии я могла провалиться в видение средь бела дня. Я не причиняла никому вреда, но бормотала под нос всякие странности, иногда рисовала, если под руку попадались бумага и ручка.

Мне неизменно снились одинаково ужасающие сны. Я перестала бояться смерти лишь потому, что собственными глазами видела ад. Каждую грёбаную ночь я лежала в своей мягкой постели и, словно расплачиваясь за грехи всего человечества разом, попадала в место, описать которое ещё ни разу не решилась вслух.

Там не было ничего: ни жизни, ни смерти. С куда большей радостью я бы приняла бурлящий чугунный котёл над костром, разведённым специально для меня. Но даже смерть боялась той пустоты.

Многим позже в кромешном мраке и безмолвии я стала видеть силуэт, но до сих пор так и не поняла, кому он принадлежал: высокому мужчине с головой зверя, или зверю с длинным мужским телом. Крайне сложно определиться, когда глаза застилает пелена, и ты онемела от ужаса.

Сон всегда оканчивался одной и той же фразой, которую произносила либо я, либо тот, кто являлся ко мне в том мире: «Danny akhabi yabi».

В последний год кошмары стали сниться реже, тускнеть. Иногда мне ничего не снилось целыми неделями, и на несколько месяцев я забывала о том, что была… не совсем здорова. Пока не умер отец.

Ни врачам, ни таблеткам не удалось помочь справиться с этой проблемой. Спустя столько лет я просто смирилась и приняла то, с чем мне суждено жить до конца своих дней.

Я снова посмотрела на доктора. На вид ему было лет пятьдесят, не больше, хотя, может, и меньше. Monsieur Робинс выглядел очень притягательно. Под грязным жёлтым халатом пряталась стройная, высокая фигура, а толстые линзы немного покосившихся влево очков скрывали пронзительные серые глаза.

– Ваша мама написала, что вы бормотали…

– Danny akhabi yabi, – повторила я. – Знаете, что это такое?

– Боюсь, что нет, – поджал губы доктор и в который раз за сегодня отложил планшет.

Несколько минут мы молча изучали друг друга и неспешно цедили невкусный, уже остывший чёрный кофе. За спиной Робинса громко тикали огромные настенные часы, но мне показалось, что он перестал считать каждый удар минутной стрелки и действительно о чём-то задумался, характерным образом потирая подбородок.

– Вы пробовали перевести значение этой… эм, фразы?

– Как же я сразу об этом не подумала, – перекинув ногу на ногу, усмехнулась я. – Конечно, пробовала. Моему отцу не нравилось, что у его единственной дочери поехала крыша.

– Результатов, полагаю, это не дало?

– Верно полагаете.

– Что ж, тогда я правда не знаю, как могу вам помочь, разве что… – мужчина сунул руку в карман и достал небольшой клочок бумаги. Обслюнявив ручку, он что-то быстро написал и положил записку на журнальный столик, придвинув её в мою сторону кончиком указательного пальца.

– «Ш» значит шизофреничка? – поинтересовалась я, взглянув на кривой, плохо различимый почерк.

– Экстракт шиповника. Успокаивает нервы перед сном.

– Чудесно. Экстракт шиповника – именно то, в чем я нуждалась.

– И номер моего сына на обратной стороне. Он работает с древними языками в Лувре. Вдруг язык, на котором вы говорите, мёртвый.

Я подумала, что мёртвым будет доктор, когда я выйду из кабинета и сообщу матери о том, что мы заплатили чуть ли не последнюю сотню евро за предложение попить шиповниковый отвар.

– Вы и в самом деле считаете, что я не обращалась в Лувр? Не достала каждого, кто в нём работает, чтобы узнать, что за бред несу каждую ночь?

Доктор промолчал и перевёл взгляд на наручные часы, показывающие, что время нашей консультации подошло к концу.