Погребенный кинжал

Тайлос попытался нажать на спусковой крючок своего болтера, но его тело не слушалось. Взгляд был прикован к сиянию в руке легионера-предателя, искорке сверхъестественного огня варпа, удерживаемой в клетке из его пальцев, сложенных в ритуальном узоре.

Тогда он не узнал Несущего слово.

— Эреб, — подсказал другой голос, идущий к нему из–за пределов памяти. — Конечно.

— Ты не кажешься особенным, Ультрамарин, — сказал Эреб, подходя ближе и снимая перчатки, чтобы прикоснуться голыми пальцами к лицу легионера. — Но я научился не задавать им вопросов. То, что Октет знает о твоем пути, и где ты в итоге окажешься — это всё, что имеет значение, — он наклонился, и невыразимая боль захлестнула все спектры чувств Рубио. — Интересно, что у тебя есть такого, чем я смогу воспользоваться? Позволь мне взглянуть.

В реальном времени это заняло всего несколько секунд, но в разуме воина пролетела вечность. Представьте себе батисферу, спускающуюся в темные глубины бездонного океана; именно на неё был похож Эреб, когда погрузился в воспоминания воина, спускаясь все дальше и дальше к самым первым из них, ища первородный страх, сформировавшийся в его сознании до того, как тот познал смысл этого чувства.

Затем, с искусностью мастера жестокости, Эреб сшил этот примитивный ужас с его красным близнецом — необузданной яростью. Он дал этому творению лицо Малкадора, как основу, и запечатал комбинацией слов. В ожидании этого дня.

— Вы так горды и высокомерны, Рубио, — сказал Эреб, удаляясь. — Мне будет забавно думать о тебе, как о сервиторе, ожидающем правильной команды запуска, — он оскалился в зловещей усмешке. — Это меня очень позабавит.

А потом он исчез, и этот момент активации так и не наступил, поглотив себя, превратившись в ничто. Спрятавшись.

Затаившись до –

— Мы не можем этого допустить.

Щупы Малкадора скользили по разуму Рубио, пока он не коснулся нижних слоев его обнаженной психики. Теперь, когда она созрела, было легко заметить, где именно Эреб спрятал спусковой механизм для бомбы ненависти, которая долгие годы лежала неподвижно в сознании Рубио.

Сигиллит невольно восхитился этой уловкой. Со стороны Несущего Слово была проявлена тонкость, на которую, по его мнению, не был способен лакей Лоргара. Но опять же, он понимал, что это скорее заслуга голосов, шепчущих из пустоты, чем собственных познаний Эреба.

Регент держал Рубио в подвешенном состоянии, застывшим во времени, оценивая глубину и сложность мнемонической заглушки. Она обвивалась вокруг собственного «я» кодиция, его супер-эго и поверхностных слоев гипногогического программирования Ультрамаринов. Все они представляли собой частички души Тайлоса Рубио, которые нельзя было легко вырезать, не разрушив её целиком.

Самым простым решением была бы, конечно, эвтаназия, но тогда это нарушило бы баланс проекта на Титане. И хотя Малкадор встраивал в схему некоторую избыточность, если уж на то пошло, он не хотел потерять именно это его звено. На Орлином Виадуке, когда Малкадор остановил воина, Сигиллит заглянул в сердце Рубио. Такую чистоту и преданность невозможно было внушить.

Поэтому с величайшей осторожностью Малкадор прошел по пути Эреба и уничтожил его творения.

Рубио задохнулся, а его трехдольные лёгкие задрожали в грудной клетке, втягивая в себя поток холодного воздуха.

Воин яростно заморгал, пытаясь сориентироваться. Он стоял на коленях в камере сдерживания внутри Белой Горы. Легионер ощутил вкус крови и кислый привкус отработанной эктоплазмы.

— Спокойно, парень, — сказал Малкадор, стоя в нескольких метрах от него. Он опирался на посох, потрескивающее пламя в железной конструкции придавало его лицу жесткое выражение. — По-моему, ты утратил хватку.