Погружение

Темные тучи повисли над островом, обычно идеально чистым, но сейчас забросанным ошметками пальмовых веток и водорослей, которые выплюнуло море. Некогда гладкая поверхность воды морщится от волн, они разбиваются о берег острова с жестокостью под стать его обитателям. Когда мы приближаемся к Центру дайвинга, я замечаю длиннохвостые лодки: обычно они, пришвартованные, спокойно стоят у берега, но сейчас бьются о камни.

Центр, как и «Тики-Палмс» и другие бары неподалеку, задраен, от привычной вечерней тусовки на Пхо-Тау не осталось и следа. И через пару секунд становится ясно, что заезжать сюда не было смысла. Курорт опустел.

Мы возвращаемся на главную дорогу, петляя, поворачиваем на улочку, ведущую к «Франжипани», и когда байк попадает на скользкий участок, его ручки на секунду выскакивают из моих ладоней. Я слышу, как за спиной, потеряв равновесие, вскрикивает Алани, но в последний момент мне удается выправить байк и не дать нам свалиться на землю.

– Прости. Мы почти на месте, – кричу я, хотя из-за ветра и дождя Алани вряд ли меня слышит.

Когда по размытой дороге я заезжаю в последний поворот перед «Франжипани», сбоку, ослепляя меня, вдруг вырывается яркий свет. А я-то думала, что все на острове сидят по домам, пережидая грозу.

Я щурюсь и отпускаю одну ручку, чтобы прикрыть ладонью глаза. И вижу очертания чего-то, что летит прямо на нас.

Я виляю, до упора повернув ручки байка, и съезжаю с дороги.

– Брук! – кричит Алани и цепляется за меня. Мы чуть не врезаемся в деревья, растущие у обочины. Я снова виляю, пытаясь выровнять байк, но чувствую, как переднее колесо спотыкается о предмет, который только что промелькнул перед нами.

Я перелетаю через руль, и мир переворачивается: земля стремительно приближается мне навстречу.

И все останавливается.

36 Касс

Лицо Греты медленно меняется. На нем не остается никаких эмоций, глаза будто превращаются в две твердые бусины. Она напрягается, как зверь, готовый к прыжку.

И кидается на меня.

Я поворачиваюсь и бросаюсь бежать по коридору. Практически сразу Грета настигает меня, кончики ее растопыренных пальцев чиркают по моей шее. Я вцепляюсь в дверь ванной – это единственное, что может хоть как-то защитить.

Но тут Грета хватается за мою толстовку. И стягивает ее. Я так спешила подслушать ее телефонный разговор, что забыла застегнуть молнию.

Такого Грета не ожидала, и ее отбрасывает назад, а я добегаю до двери на секунду раньше нее и залетаю в тесную ванную. Тяну дверь на себя, чтобы закрыть, но Грета успевает первой. Схватившись за нее руками, она дергает дверь на себя. Я тяну изо всех сил. Я черпаю силы в злости, которая копилась во мне весь день. Сначала я была зла на Брук, потом на Логана, теперь – на Грету. Все, кому я безраздельно доверяла, меня предали.

Бицепсы пронзает боль, и кажется, что сухожилия сейчас лопнут от напряжения. Но я не сдаюсь, пока дверь не зажимает Гретины пальцы. И когда она, вскрикнув от боли, убирает руки, я захлопываю дверь с таким грохотом, что сотрясается весь дом. Я щелкаю замком: дешевый и хлипкий, он быстро поворачивается. Сломать его будет нетрудно.

Времени мало.

Я слышу, как удаляются Гретины шаги, но она вернется. В крохотной ванной я лихорадочно ищу, чем бы защититься. На полу валяется моя мокрая одежда, на раковине, рядом со свечой, которая отбрасывает тени на выложенные плиткой стены, – только дозатор для жидкого мыла и стаканчик с зубной щеткой.

И вдруг я вижу его. Вверху, прямо над унитазом – окно. Мой единственный выход отсюда.

За спиной у меня раздается грохот, такой сильный, что содрогается вся ванная. Кажется, Грета всем телом навалилась на дверь. Та с каждым толчком скрипит, дерево гнется под весом Греты. Свеча угрожающе подвигается к краю раковины, а потом падает на пол, и помещение погружается во мрак.

Сейчас или никогда.

Когда глаза привыкают к темноте, я хватаю с пола мокрую футболку и, насколько она позволяет, обматываю ею локоть. Я пытаюсь прогнать из головы все мысли, но они, как обычно, возвращаются к ней.

К Робин.

Напряжение давит со всех сторон, и воспоминания, нахлынув единой мощной волной, кристаллизуются, как алмаз. «Полнолуние-пати» на пляже. Я изобретаю какой-то предлог, чтобы отойти от остальных и от толпы туда, куда почти не доносится музыка, и дать «Ксанаксу» окутать меня ностальгической дымкой. Нахожу место под деревьями, которые отделяют пляж от дороги. Зарываю ступни в песок и представляю, что Робин здесь, живет той жизнью, о которой всегда мечтала, которой заслуживала. До того, как уснуть, я услышала, как мимо по легкому вечернему бризу проплывает женский голос. «Нет, нет, нет».

Это говорила не я. И не Люси. А если и Люси, то говорила она это не из-за меня.