Погружение в отражение

Комбинация сложная до фантасмагории, только руководителям НПО есть что терять. Если всплывет… Нет, не так. Кому надо, те давно правду знают. Если вдруг обстоятельства аварии получат огласку, то перед директором «Авроры» замаячит не просто ай-ай-ай, не выговор и даже не понижение, а высшая мера наказания. Десятка – это минимум, а для изнеженного номенклатурного сыночка зона – все равно что расстрел, да и партийный лидер, организатор и вдохновитель этой конкретной победы тоже не может рассчитывать в лагере на теплый прием. Зэки идеологических работников ой как не любят.

Страх за свою жизнь – лучший двигатель фантазии. Ребята сидели, тряслись, а потом кто-то из них вспомнил, что есть у него карманный следователь. И родилась изящная комбинация. Только как ее теперь доказать, как разрушить этот воздушный замок? Нужно повторно расследовать убийства молодых людей, оспаривать результаты судебно-медицинских экспертиз, плотно работать с малолетними свидетелями, причем не пытать их в ментовских застенках, а проводить тонкую оперативную работу. Поднять убийство трехлетней давности, потому что его раскрытие – ключ ко всей цепочке.

Кто станет всем этим заниматься? И кому позволят это делать?

Вот именно, никому. Только посмотри в сторону верхушки, сразу начнется вой про государственные интересы.

Допустим, в системе есть множество людей, которых тошнит от Глеба Ижевского. Их даже подавляющее большинство. Ради того, чтобы насолить ему, они готовы работать сверхурочно и по-тихому, неофициально. Узнать там, спросить тут, заглянуть в архив… Это займет не то что годы, десятилетия, а бедняга Еремеев так и будет париться в СИЗО?

Надо с ним решать, а у нее вместо железных доказательств две умозрительные логические схемы: одна выстроена Глебом, другая – ею самой. Как религия: вроде бы Бог есть, а вроде бы и нет, но точно не узнаешь, пока не умрешь.

Ирина засмеялась.

Тут в дверь постучали, и вошла Вера Ивановна. Сегодня она снова была одета в какие-то старые немодные тряпки, но странным образом ее вдруг обретенная миловидность никуда не исчезла.

Ирина усадила ее на старый дощатый стул с истершимся дерматиновым сиденьем, страшненький, но очень удобный, опустила кипятильник в банку с водой, а сама выглянула в окошко. Так и есть. Сухофрукт прогуливается по набережной, бросая кусочки хлеба голубям.

«Вообще чувствуется в нем что-то, – улыбнулась про себя Ирина, – вроде дедок дедком, а мужское никуда не делось. Я и сама улавливаю флюиды, или как там оно называется. Все-таки странно: на вид без одной рюмахи алкоголик, но поставь его рядом с Лестовским, и сразу видно, где мужик, а где лужа гнили. И никакие костюмчики тебя не спасут, Владлен Трофимович, и ботиночки из капстраны тоже. Мама вот говорит, что мужчину видно по обуви. Нет, не по ней».

Вода забурлила. Убрав кипятильник строго по инструкции (сначала вилку из розетки, потом спираль), Ирина насыпала в банку заварки, закрыла блюдечком и достала из сумки бутерброды, которые приготовила себе на обед. Для хорошего человека не жалко.

– Тут либо оправдать, либо на доследование, – решительно заявила Вера Ивановна, взяла из вазочки сушку и с усилием сломала ее в обеих ладонях. Ирина промолчала о том, что сушки принесены в первый ее здесь рабочий день, а до этого еще дома полежали.

– Вы думаете, что вправе мне указывать?

– Что вы, нет! Ни в коем случае. Просто я считаю, что нельзя приговорить человека, не прояснив обстоятельств нахождения трупа Фесенко. Мне вот просто чисто по-человечески уже интересно, что за идиот потащился в лес в совершенно новом шарфике!

– Быть модным – не преступление, – фыркнула Ирина, а мысленно добавила «хотя ты, может, считаешь иначе».

– Хорошо, а вы сами что сделаете, когда найдете труп?

– Честно? Притворюсь, будто ничего не заметила.

– Ну то есть или сообщите, как честная гражданка, или просто пройдете мимо, верно? Таинственность напускать не станете.

Ирина кивнула.

– В общем мы считаем, – продолжала Вера Ивановна, – что приговор по делу нельзя выносить, пока не выяснен этот момент. Кто скрывается под псевдонимом Константин Семенов?

– Боюсь, что сорвать покровы с этой тайны уже невозможно, – улыбнулась Ирина, тоже взяла сушку, попробовала сломать, но ничего не вышло.

– Ирина Андреевна, я вас очень прошу, не берите греха на душу! Если у вас не появится внутреннего убеждения, что Еремеев невиновен, то отправьте дело на доследование.

«Тут-то я как раз грех и приму, – вздохнула про себя Ирина, – если моя гипотеза верна, конечно. Как только ребятки почувствуют, что припекает, бедного Алексея Ильича тут же удавят в камере. Тут номенклатурным дружкам ничего даже просить у Глеба не надо будет, он сам все организует, потому что за фальсификацию уголовных дел ему светит немаленький срок, а следователей на зоне любят еще меньше, чем партработников. Или больше, смотря какой смысл вкладывать в этот глагол. Нет, доследование – это не вариант. Будем судить до упора».