Пой, скворушка, пой

- Побанились? С легким, что ли, паром?

Это их Катерина встретила опять, усмехнулась одобрительно; и сновала, легкая на ногу, меж закутком и столом, собранным почти, и уж другое платье на ней было, синее со сборчатым открытым лифом на маленькой груди, а длинные, чуть подвитые волосы темные на спине лежали, удерживаемые около ушей цветными заколками, и что-то праздничное даже было в ней, да, хотя всего-то и есть, что субботняя баня. В передней, через открытую дверь, избе перекликалась, играла ребятня.

- Ага! - ответил ей Федька и крикнул туда: - Ну-кась, команда голопузая - в баню! И чтоб мне там не баловать, а купаться как следоват!..

И они высыпали разом, галдя, - ждали, видно: трое федькиных парнишек, еще те прокудники, и последним за ними малый лет семи - катеринин, понятно, с большими внимательными глазами и бледноватым отчего-то лицом; он один и поздоровался с Василием, и тот ему ответил, кивнул, серьезно тоже.

Сели, Маринка большую семейную, видавшую виды миску алюминиевую поставила, полную горячих пельменей, скомандовала тоже:

- Наяривайте, айдате!

- Мы уж от чистой-то, это... отвыкли, да, - причмокнул даже довольный Федька, разливая водку по стаканчикам, - нам она теперь за тот самый коньяк. Ну, за баню.

И хоть пельмени оказались варениками с рубленой картошкой и салом, все равно едовыми были, хорошо шли - что говорить, оголодал на холостяцких своих харчах-разносолах, где сольцы больше, чем еды... всяко оголодал, это уж точно. И старался не глядеть на сидевшую напротив Катерину, веселую будто бы, тарелку с соленостями подвинувшую ему, но как-то несмело отпившую полстаканчика, передернув плечами. А хозяйка, как ей и положено, углядела, хохотнула:

- Что, думал - с мясом? Не-е, не выходит разговленья... Так вот и живем: скотины полон двор, а мяса, почитай, не видим. Девке нашей вон в одиннадцатый идти - в валенках не пустишь, то да се подай, а с каких? А тут на оглоедов этих не напасешься, на всяко разно по домашности... Год целый ростишь скотину, ходишь за нею в говне по уши - а закупщики эти, ездют тута... обиралы, задаром ить отдаешь, деньги посчитаешь - хрен да маленько! Помянешь советску власть...

- Ладно-ть... на картовке - не на лебеде! - беспечничал хозяин, опять уже бутылкой нацеливаясь. - Вырастут, еще нас перерастут! У нас-то оно терпимо, силенки пока есть; а на других поглядеть... И пшеничку парят с горохом, и... А ты что, это, - недопивать? Иль стесняешься?!

- Ну, из меня питок... - отмахнулся Василий. - Я лучше пельменями возьму, в охотку. А вот на посевную вовсе завяжем... лады?

- Во-от!.. - возликовала у плиты Маринка, заварку новую засыпая. - Во как надоть!.. А то заявются с уборки иль сенокосу - как со свадьбы все, скажи, рожи паленые! Пропивают боле, чем зарабатывают.

- Ну, свой карман николи не тряс. А раз угощают, дак......

- Вы что ж, значит, на пару? - участливо спросила его Катерина, хотя наверняка уж знала о том. Лицо, все черты его правильные у нее были, малость только мелковаты, может; небольшие тоже, серые с сининкою глаза смотрели прямо сейчас и все понимали, морщинки у губ собрались во что-то жалеющее. И он опустил взгляд, пошарил им по столешнице, усмехнулся:

- Да вот... пара гнедых. Не знаю, что и наработаем...

- Сработаем, не боись, были б запчасти. Да горючка. Инженер деньгами посулил, ежели зерно прошлогоднее сбагрют, продадут.

- Ага, они сбагрют - в свой гаманок... Уж в городу обстроились, перевозятся помаленьку. А мы тут кукуй...

Говорили так, Лоскут потом взялся рассказывать, как они с Кузёнком, Степой Кузенковым, на базар в город по зазимку ездили, по пятку гусей, разделанных уже и замороженных, хотели продать, и как их там прижали эти.. ну, как их там, Юлюшка?

Юля оторвалась от старенького телевизора черно-белого, то и дело не по сезону показывавшего "снег", сельцо-то в лощине, - выглянула, сказала: рэкетмены. Вот-вот, самые они; и не то что амбалы, наоборот совсем, шантрапа черножопая, а наглые - страсть. И как Кузёнок гуся им оставил и деру к "москвичонку" своему, где Федька его ожидал, - и по газам, а те уже бегут... Выходило смешно, с гусем особенно этим: понес показать, называется... Доведись дома, Степа говорит, я б таких один разогнал, дрыном; а не дома. Так и что ж, не в лад угрюмо поинтересовался Василий, назад привезли? Не-е, какое: в микрорайон Степа догадал заскочить, по квартирам пошли - мигом раскупили, стать не дали. Как-то так глянули на нас и поверили: не шаромыжники какие, видют же. Раза два потом туда ездили, с тем-сем.

- Три, - сказала Маринка. - Забыл, как свинину развешивали, фасовали?..

И поужинали, собрались во дворе покурить, Василий уж подумывал, как бы так уйти к себе, предлог поприличней найти, когда зашебуршела в сенях, затопала и ввалилась ребятня - молчаливая непривычно, полуодетая и растерянная. И впереди на этот раз - катеринин, молча плачущий, в накинутой на голые плечи куртке и ботинешках разбитых, тоже на босу ногу...

- Што такое?!

- Да вон... обварились, - сказал старший сурово, мотнул головой на остальных. - Петька, шнурок, с ковшом не управился.