Пояс Богородицы

Генрих поднес медальон к глазам Настеньки, и тогда она увидела, что это не просто украшение или образок — это плоская серебряная бутылочка с маленькой серебряной крышечкой. Генрих осторожно открыл эту крышечку и поднес к носу Настеньки. Сильный аромат, вызывающий странное чувство успокоения, опьянения и удовольствия, пахнул на нее.

— Что это? — изумленно прошептала она.

— Это и есть волшебный эликсир. Я только два раза смазывался им перед самыми страшными сражениями — чуть-чуть… Шею и руки. И вот представь — все вокруг меня падали убитыми, а я не получил ни одной царапины. Оба раза. И вообще, пока я его ношу, меня никто никогда не ранил.

— Никогда? — недоверчиво спросила Настенька.

— Ни разу, — заверил Генрих.

Он вложил медальон в ее руки.

— Прошу тебя, прими это в знак моего огромного почтения к тебе. Вот видишь — ты только вдохнула аромат волшебного бальзама, и тебе сразу стало спокойней. Все твои страхи пройдут, как только ты наденешь его на шею…

— Правда? — нерешительно спросила Настенька.

— Ручаюсь, — приложил руку к сердцу Генрих.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Настенька, принимая медальон. — А ничего, что у меня тут крестик?

— Христос и Богородица будут вместе хранить тебя, — улыбнулся Генрих.

Настенька надела медальон.

— И правда, вроде спокойнее стало, — сказала она и пожала руку Генриха. — Еще раз спасибо тебе, Генрих, ты очень славный.

Генрих растроганно поклонился, галантно поцеловал ручку Настеньки и тихонько вышел.

Настенька глубоко вздохнула и впервые за последние дни крепко уснула, несмотря на грохот пушек.

И ни ей, ни Генриху даже в голову не могло прийти, какие роковые и страшные последствия будет иметь это маленькое событие и как изменит оно судьбу нескольких людей…

Но что такое жизнь и судьба отдельных человеческих личностей перед лицом другого грандиозного события, которое уже началось, уже происходило и которому суждено было изменить жизнь и судьбу целых племен и народов.

Началось величайшее действо, навсегда оставшееся в истории как Стояние на Угре.

II

Глава первая ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МОСКОВСКИЙ ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ

Много было в тот год недобрых предзнаменований, шепотом люди друг другу передавали, где что дивное случилось, — то в Алексине, там, где Орду ждали, в ночь перед появлением татар звездопад был страшный, сыпались, как град, с неба звезды и искрами по земле разлетались, то в Москве колокола той ночью сами по себе звонили, а еще раньше взял вдруг да и упал ни с того ни с сего купол церкви Рождества Богородицы и много старинных и знатных икон сокрушил.

Не к добру все это деялось, бояться стали люди посадские, что вокруг Москвы жили, забирали свое имущество и в Кремль с ним бежали прятаться в ожидании нашествия Ахматова, а некоторые даже поджигали дома свои, как то в обычае было: идет враг — сжигай все посады, забирай все добро свое да припасы съестные и за стены города прячься, готовясь к осаде и штурму…

Шум, гам, крики, щелканье кнутов, ржание коней, очереди и давка у всех кремлевских ворот, отдельные пожары вокруг среди брошенных посадских домов — такую картину увидел великий князь московский Иван Васильевич, подъезжая к Москве со стороны Тарусы.

Там он стоял уже месяц с войском, а когда донесли ему доброхоты, что появились, наконец, татары на том берегу и ужас как много их — горизонта не видно, дрогнуло сердце государя — не за себя, за державу — а что там деется в Москве? как Патрикеев справляется? вернулось ли посольство от братьев? как супруга и дети? Нет, но надо же о них тоже позаботиться, да и казна, казна-то полная в Кремле — страшно подумать, что случится, коли захватят ордынцы столицу — нет-нет, нельзя этого допустить, ни за что нельзя, но и на авось полагаться не стоит, а ну ж перейдут Оку и на Алексин — а там до Москвы совсем рукой подать… Пресвятая Богородица, помогай!

Иван Васильевич привык к народной любви и громким ее проявлениям, когда появлялся на людях… Но сейчас с ним не было Патрикеева, который всегда знал, что надо сделать, прежде чем государь явится к народу, каких смутьянов заранее утишить, кому меда бочку выставить и сколько монет выделить людям, которые их в толпу кидать будут.

Впервые за все время своего правления Иван Васильевич появился перед народом, не подготовленным к встрече государя, да еще в столь смутный час, когда царила паника, когда все с минуты на минуту ожидали страшного неприятеля и были уверены, что и великий князь, и сын его, и лучшие воеводы сражаются сейчас там, то ли на Оке, то ли на Угре, с татарскими ордами.

Эту встречу Иван Васильевич запомнил на всю жизнь, и долго еще она снилась ему в страшных снах, когда он кричал так, что прибегала Софья из соседней спальни и успокаивала его, отирая лоб, весь мокрый от холодного пота…

Ивана Васильевича, едущего верхом в воинских доспехах, сопровождала целая свита его приближенных и отряд охраны, двигались они медленно, и народ увидел своего государя еще издали.

Сперва все стали показывать в ту сторону пальцами, переговариваясь о чем-то все громче и возбужденней.