—
—
—
—
—
—
—
—
Забыла, забыла, телефон предварительно необходимо выключить. Вымазываю на себя полфлакона какого-нибудь крема с ароматом любимых духов «Гипноз», крашу ресницы, перебираюсь из полотенца в страшно бабский халат с цветами и звездами и варю себе кофе еще, потому что одной чашкой никак нельзя начинать день красивой жизни. Вынимаю третью сигарету, слегка обдумываю, что стоит сейчас надеть, чтобы удобно и соответствовало внутреннему убеждению в своем великолепии.
Как правило, это бывают кашемировые свитера — черный, черный в серую полоску и черный еще. Натягиваю полосатые теплые гольфы выше колена и брожу по квартире вот так какое-то время, разглядывая себя в зеркалах. Вдоволь налюбовавшись, надеваю какую-нибудь шубу или какое-нибудь пальто, заворачиваюсь в огромный шарф и иду.
Иду, между прочим, пешком, потому что пробки несовместимы с моими представлениями о красивой жизни. Сегодня я решаю купить все необходимое для паэльи, вечер дня красивой жизни требует визита приятных гостей, восхищенно поедающих нечастое кушанье, и отправляюсь в далеко расположенные магазины, чтобы гулять, просто гулять.
Хотя идея гулять в почти тридцатиградусный мороз, наверное, немного ущербна. В чем-то. Но раз в планах дня красивой жизни значится «гулять», то я надеваю много одежд слоями и гуляю по Мясницкой, ничуть не менее малолюдной, чем в какой-нибудь роскошный день цветущего июня.
Женщина спортивного типа, но вся в розовом: розовая пухлая куртка, розовые штаны ворсом наружу, розовые кроссовки с мехом и розовая шапочка с орнаментом из розовых роз, ведет за руку маленького мальчика в разноцветном комбинезоне и отрывисто говорит ему непонятное: все! замучил! никаких больше зубов!
Высокая девушка с красивым бледным лицом голыми покрасневшими пальцами тычет в слишком мелкие кнопки мобильника, подносит всю конструкцию ближе к лицу, обдувает горячим воздухом, тычет снова, высоким голосом птичьи кричит в молчаливую, видимо, трубку: ах, не отвечает?! ах, временно недоступен?! я тебе попробую позвонить позже, ссскатина!
А вот этой девушке повезло больше, капюшон ее зеленоватого пуховика вмещает кроме головы в полосатой шапке еще и телефон, она бьет ногой о ногу, как деревяшкой о деревяшку и произносит преувеличенно оживленно: да ничего страшного, Леш! Конечно, подожду!
Осматривается в поисках более теплого убежища, поглощается магазином «Красивая Обувь», где переводит дыхание наконец.
Внушительных размеров старуха в чем-то ватном и стеганом не выдерживает и вязаными руками собирает в емкий пакет свой несложный товар — семечки, чищеный арахис и туалетная бумага «54 метра». К ней подходит свекольно-румяная товарка в высоких валенках, обвязанная пуховыми платками, как пулеметными лентами. Громко, размеренно, в расчете на слабослышащую аудиторию, говорит:
— А мы-то думали, ты умерла! Деньги тебе собрали, на похороны! У Лидки деньги… Пошли, заберем!..
Старуха молча разворачивается и уходит. Товарка так же звучно ей вслед:
— Ну ты и гордячка, Танька!
В большом парфюмерном магазине круглая и упругая, как персик, черноволосая женщина стягивает с себя темно-коричневую дубленку и кидает взволнованному мужчине с празднично выбритым лицом:
— Уф, Женька, хоть десять минут в день без этой амуниции похожу! Дома — колотун, на работе — колотун-бабай…