Пояс неверности. Роман втроем

Если ты не спишь ночами какое-то вполне продолжительное время, то рано или поздно ты тихо одеваешься в одежды по сезону и выходишь на улицу. Обычно это происходит уже под утро, шесть часов, темно, и никакой рассвет еще не брезжит — декабрь, такой месяц. Примерно час остается до открытия какого-нибудь «Макдоналдса» на Мясницкой, примерно час ты маршируешь по бульварам, большие деревья, скамейки, снег, снег.

В восьмом часу внутри «Макдоналдса» уже горит свет, я захожу, зал неожиданно наполовину заполнен. За ближайшим к выходу столиком сидит бледная девочка в грубо вязанной шапке и ест гамбургер, не снимая перчаток. Время от времени она выкрикивает, ни к кому конкретно не обращаясь: «Мужчина, покажи свою пипиську!» — щурит и без того узкие тесные глаза. На нее стараются не обращать внимания, отводят взгляды, торопливо проходят мимо с коричневыми подносами в замерзших руках.

Клетчатые девочки и мальчики за прилавком громко переговариваются, взывают к девочкиному сознанию, грозят милицией, охраной и психиатрической бригадой. Девочка никак не реагирует, снимает вязаную шапку, черные волосы пытаются рассыпаться по плечам, но нечистые пряди слиплись и висят снуло.

Заказываю отвратительный жидкий кофе, высыпаю в огромный стакан сразу три пакета, пью, обжигаясь. Дверь открывают три мальчика в одежде сдержанных цветов и с аккуратными рюкзачками, за окнами синие сумерки, они едят пирожки с яблоками и картофель, разговаривают о клубах, фейсконтроле и о том, как одного из мальчиков куда-то не пустили в три часа ночи. Я подхожу к выходу, девочка с черными волосами окрикивает меня: «Женщина!»

Поворачиваюсь уже стоя в дверях — она радостно говорит: «Пусть мужчина покажет пипиську» — и смеется, глаза у нее абсолютно трезвые и совершенно нерадостные. Моя девчонка узнала бы ее немедленно, свою недавнюю соседку по больничной палате — раскосые глаза, черные волосы, припухшие губы, редкое сейчас имя Вера.

Снаружи очень тихо, уже утро. Маленький человек с деревянной лопатой бормочет себе под нос что-то, может быть — напевает. А больше на бульваре вообще никого нет, большие деревья, скамейки, снег, снег.