— Хорошо, ага. Сначала блевала и рыдала почему-то, а теперь — нет. Вот, даже супу съела, с курицей, горошком и мелкой лапшой.
— Тамара Петровна специалист по супам.
— Это точно. Сходила за мороженым, купила с вишнями. И как-то незаметно стало хорошо и даже весело.
— Да. Часто не сразу видишь, где заканчивается одно и начинается другое.
— А вы? Как на работе?
— Порядок.
— То есть все у нас хорошо.
— И даже весело. Что вот с Сашей делать, не совсем понятно.
— В смысле?
— Она, кажется, решила тут навеки поселиться.
— Да прям навеки! Ее и дома не бывает. Носится колбасой. Вчера такая голодная прибежала, булку хлеба съела и заснула на кухонном стуле. Петровна ее на руках уносила. Она по пути проснулась и сказала свое «да ладно».
— Господи.
— Да она ничего, не жаловалась, Петровна.
— Разумеется, не жаловалась. Включит теперь в счет переноску тяжестей.
— Ну, хотите, я типа поговорю с ней? Ну, с Сашей. Скажу, что пора и честь познать. Например, в Карловы Вары податься, к папе. Хавать там эту чешскую народную еду. Забыла.
— Кнедли.
— О! Кнедли! Прикольное название. Так поговорить с Сашей?
— Да ладно!
(Улыбаются обе.)
— Я молескин новый там принесла. Ты, помнится, говорила, что твой подходит к концу. Черный. А я красный выбрала — чтобы для разнообразия и вообще…
— Ой, спасибо, правда! Спасибо…
— Господи, почему ты плачешь? Что такое? Что-то болит? Что?
— Нееет… Я просто… Просто я не хочу больше дневника… Я и этот не буду дописывать… Там еще есть страницы, штук десять… Но я не хочуууу…
— Боже мой, ерунда-то какая! Ерунда! Не хочешь, разумеется, и не будешь! Испугала меня… Я думала, что-то случилось. Колики… Спазмы…
— Нету спазмов… Да, но вы потратились… И хотели в подарок… Приятное мне как бы… А я типа кривляюсь. Мне неудобно!..
— Послушай, записные книжки, даже такие популярные, как молескин, тем и хороши, что их можно закрыть в любую минуту. По своему желанию. Вот только что писал — а теперь отложил в сторону, спрятал в какой-нибудь ящик стола или шкафа — а пусть рядом с колготками!
— Колготками…
— А потом захотел — и вытащил из ящика, отряхнул от колготок. И пишешь себе снова. Или рисуешь цветочки. Или чертишь топографический план местности… Отдельно стоящее дерево и овраг.
— Спасибо.
— Абсолютно не за что, глупая.
— Почему так не получается с какими-то дурацкими историями, а? Ну вот, чтобы эти истории можно было закончить по счету раз! И спрятать в колготочный ящик.
— Именно так и получается. В реальности. Просто не сразу видишь, где заканчивается одно и начинается другое.
ж., 45 л.