Пояс неверности

Если учесть, что монолог Пети перемежался подзаборной лексикой, то длился он вдвое больше и не был столь обстоятельным, как может показаться, следовательно, не пугал своим накалом и убежденностью. Потому Тимоха не усмотрел в бесподобной речи Шкалика отголосков отъявленного циника, которому нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Тимошенко осторожно сделал пару глотков, прислушался к организму, с каким настроем тот принял алкоголь. Ничего страшного не случилось, напротив, нутро потребовало добавки. Тимоха смелее выпил, лег, чувствуя приятное расслабление нервов.

— Что муравейник? — так Тимоха называл город.

— Никак, — сказал Шкалик. — Кому он нужен? Одним легавым, те и носятся, высунув языки. Напрасно носятся. Убийцу Алекса не нашли, и этого не найдут.

— Хорошую новость ты мне привез, — улыбался Тимоха. Он не только быстро опьянел, коньяк подогрел кровь, ему стало жарко, тело покрыла испарина. — Спасибо.

— Я вот что подумываю, — проговорил глубокомысленно Шкалик. Ему далеко было до нормы, мыслил ясно, потому с наслаждением опустошил бокал, вторую сигаретку закурил. — Тебе надо скорее встать на ноги, а то бизнес Булькатого многих прельщает.

— Ты считаешь, что я могу взять дело в свои руки?

— Не, Тимоха, мы вдвоем возьмем. Булькатый продавал пойло в моих точках, а мне ни цента не кидал, плевые проценты брали только владельцы тошниловок, которых я доил за «крышу». Представь, я его пойло бесплатно охранял. Теперь хочу иметь свою долю, а твою часть буду толкать без процентов, ни один хозяин тошниловки не пикнет. Так как?

— Не понял, значит, я буду пахать один, а прибыль пополам? — все же в опьяневшей голове Тимохи мелькали и трезвые мысли.

— Именно, — улыбнулся Петя. — Понимаешь, за мной стоят братки, которые загребут в свое время здесь все. Время это близко, кто успеет вскочить в седло, тот и на коне будет. Тебе лучше с нами шагать в ногу. Все тебе они не отдадут, это их условие. Прикинь, когда четыре головы — каждая тянет в свою сторону, от этого всем неспокойно, возникают раздоры. Голова должна быть одна, которая и будет руководить остальными частями тела, тогда гарантирована стабильность во всех направлениях. Козлов типа Хачика и Булькатого они сметут, им невыгодно иметь в кармане бомбу замедленного действия. Но везде поставят своих пацанов, будут контролировать деятельность.

— А чего ж они сами не займут места? — допытывался Тимоха, не понимая грядущих раскладов.

— А зачем им светиться? Это люди скромные, им слава в этой деревне не нужна. Но наша деревня — золотое дно, которое нужно организовать. Ты посчитай выгоды. При тебе остается твоя санитарная служба и половина пойловки. Вторую половину, уж извини, я беру себе. Это за протекцию, я ж порекомендовал тебя взять в дело. Мы отстегивать будем тридцать процентов от прибыли, это нормально. Кстати, должен предупредить, что шлюх, наркоту, лохотронщиков и так далее у нас забирают. Этими статьями будет заведовать особый пацан. Да нам же и лучше, меньше возни и опасности.

«Ничего себе скромность, — подумал Тимоха. — Я буду пахать, а кто-то в потолок плевать и бабки задарма хапать? Значит, они Булькатого… И чего это светиться не хотят? А, понял! Кто попадется, тот и отвечать будет. Лихо. Они действительно серьезные ребята, потому что умные».

— Че ты сник? — прервал его размышления Петя Шкалик. — Бабок иметь будешь больше, чем имел.

— Ладно, — разочарованно протянул Тимоха. — А когда Хачика? А? Ты попроси их, чтоб в тот благословенный миг передали от меня жгучий привет.

— Ну, в такие дела меня не посвящают, — стушевался Шкалик, так как выдал немного больше информации, чем следовало. — Но попомни мои слова, будет так, как я тебе нарисовал. Держись меня, и все будет о’кей.

Прогноз неутешительный, да слабый подчиняется силе — это тоже закон.

Вечером второго мая Каракуль переговорил по телефону с Лией, затем приступил к легкому ужину. Он взял поллитровую чашку с молоком и батон, ел, запивая и косясь на Сашко, который то и дело хихикал без причин.

— Не, че ты смеешься? — беззлобно поинтересовался Каракуль.

— Да смешно, честное слово, — прыснул Сашко. — Ты, когда с ней разговариваешь, прямо таешь. Сколько раз сегодня звонил ей?

— Сколько надо, столько и звонил, не твое дело, — пожал плечами Каракуль.

— Боишься, что убежит от тебя? — подтрунивал Сашко.

— От меня не убежит, — заверил Каракуль.

— Да уж, ты как вцепишься, не отдерешь, — согласился Сашко. — Нет, если б сам не видел и не слышал, как ты млеешь от одного ее голоса, не поверил бы.

— Ой, не надо, — скривился Каракуль. — Кто цветочки ей носил?

— Ну, ты тогда и озверел! А женщина должна иметь право выбора, а не под напором сдаваться.

— Еще чего! С твоим правом она бы меня не выбрала, а с моим напором у нее не было выбора. Или я, или никто. Мне вот такая… чтоб, когда держу в руках… я все. Понял? А ты ха-ха…

— Думаю, это понять никто не сможет, — скептически заметил Сашко. — Ты хоть с ней переспал? Я не курилку имею в виду. А то потом разочаруешься.

— Не разочаровался, — победоносным тоном ответил Каракуль.