Пояс неверности

Полночи Хачатур Каренович думал, ворочаясь с боку на бок. Ему покоя не давала смерть Булькатого. Кто и почему завалил Адама? Чем это чревато лично для Хачатура? Он перебирал в памяти врагов Булькатого и ни на одном не остановил выбор. Адама слишком боялись, но тем не менее смельчак нашелся. Кто же он? Хачатур подсчитывал и своих врагов, главным из которых был Булькатый. Впрочем, Каракуль мог отомстить за Вадима. Кстати, о парне ни слуху ни духу. Куда дел его Каракуль и те неизвестные, что напали на диком пляже на людей Адама? Если это они убрали Булькатого, доберутся до Хачика, это точно. По всем признакам Каракуль сколотил банду из хорошо обученных людей, только поэтому ему удавалось вылезать из передряг и остаться в живых, один он ни за что не справился бы. Отсюда следовало, что у Каракуля есть определенные цели. Какие? Скорее всего, захотел всех подмять! И у него в руках документы, с помощью которых он выбьет конкурентов. В общем, получалось, что Каракуль скрупулезно готовился. Тут-то и задребезжали струны внутри: надо удвоить охрану, а возможно, и убираться за кордон. От этих мыслей Хачатур Каренович совсем скис, ибо за бугром приятно отдыхать, а не жить. Бросить детище — порт! Это нож в сердце. Он достал календарь и сосчитал дни, когда должен вернуться его комфортабельный корабль. Через полмесяца! А события разворачивались чересчур стремительно, можно не успеть. И без досье Алекса спокойной жизни не будет даже за кордоном, в нем слишком крупные деньги и связи.

Глава 25

А Тимошенко все страдал. Страдал в прямом смысле. В том месте, которое ни самому посмотреть, ни другому показать, болело нестерпимо, особенно когда… но Тимоха старался об этом не думать до времени. Он еще больше похудел, потому как пил лишь соки, бананы с ананасами ел, чтобы проскальзывали легко ото рта до конечного результата. Растительная пища вызывала постоянный голод, на унитазе испытывал адские муки, кусок мяса казался недосягаемой мечтой. А если ко всем физическим страданиям прибавить и моральные, то жизнь Тимохи вообще была невыносимой. Его не забывал Петя Бутылкин, навещал каждый день. Ему единственному Тимоха показывал стыдное место, а тот неизменно советовал:

— Без врача не обойдешься. Давай привезу сюда?

— Нет, только не это, — накрывался одеялом Тимошенко и тихонько скулил, как шавка, от жгучей обиды скулил, от боли, а еще от злобы.

Но вот как-то Петя Шкалик прибыл поутру, взобрался на стул с загадочным блеском в глазенках. Болтая ножками в лакированных туфельках на каблуках, издал клич победы, сжал в кулачке воздух и резко дернул на себя.

— Чего веселишься? — проблеял Тимоха, он не так давно с час сидел на толчке, не отошел еще от процедуры опорожнения. — Смотреть противно.

— Вчера Булькатого на перо нанизали, — возвестил Петя Шкалик в экстазе. — Подох наш Адам, подох у себя в конуре.

— Не может быть!

Тимоха даже сел на кровати. Несмотря на мягкость ложа, он все время покоился то на боку, то на животе. А вставал, прилагая немалые усилия, сначала соскальзывал на четвереньки на пол, потом поднимался на ноги, и только нужда заставляла двигаться. Новость на время вылечила. Тимоха потер грудь ладонью, не веря счастью:

— Его убили? Я правильно понял?

— Правильно, правильно, — заверил Шкалик. Сморщенное личико Пети осклабилось, подбородок победно вздернулся. — Его прирезали, как свинью.

— Это же… это… — не находил слов Тимоха. — Это надо отметить! Возьми в баре бокалы и… что по вкусу.

Петя спрыгнул со стула, умчался в смежную комнату, тут же принес два хрустальных бокала, предназначенные для шампанского, и коньяк. Себе налил половину, Тимохе чуть меньше, а то с голодухи поведет несчастного. Тимошенко взял свой бокал:

— Какое сегодня число?

— Первое мая. Кстати, с праздником.

— Сегодня двойной праздник, — с упоением сказал Тимоха, сжимая бокал. — Настал день моего торжества. Свершилось! Эх, знать бы, кто его заколол, премию выдал бы, клянусь. Ну, пусть теперь покоится с миром. Чокаться будем?

— А то как же, праздник же!

Петя коснулся краем бокала хрустального сосуда Тимохи, раздался чарующий звон. Коньяк влил в себя Шкалик без глотков, будто в бутыль через воронку. Потом утерся тыльной стороной ладони, налил еще и полез на стул, не забыв прихватить пепельницу. Закурив, полюбовался кольцами дыма, а колечки Петя умел выпускать как никто другой, даже пари выигрывал. Глядя на Тимоху с полным удовлетворением, выдал:

— Одним боровом меньше стало, аж дышится свободней. Знаешь, я заметил, что некоторые очень портят окружающую среду. Одного дерьма в день выдают столько, сколько я вешу. На планете и без того перенаселение, а тут такая тумба небо зря коптит и еще считает себя богом. Нет, дорогой, залез на пьедестал, не харкай на соседей, а то харкалку зашьют. Или пришьют. На всякого божка всегда найдется твердая рука еретика. Вообще-то таким, как Булькатый и Хачик, следует выпускать кровь, они не способны внимать разуму. Пью за разум и твердые руки, умеющие бить без промаха по цели.