Пояс неверности

— Обстоятельства изменились. Доставай ствол, и берем обоих, — шепотом приказал Каракуль. — Так велел Руслан, он за гаражом.

— А что так долго?

— Потом. Сейчас от нашей скорости зависит одна жизнь. Где они?

— Кизил в спальне Алекса, Васильич в его комнате.

— Ух ты, блин, шикуют. Бери Васильича, этот послабее, а я Кизила. Веди его в гостиную, оттуда звуков не слышно. Только быстро.

— Дверь открывай смело, я смазал, — предупредил Сашко.

Каракуль взбежал по ступенькам, как кошка, — неслышно. Дверь и правда не издала ни звука. Кизил храпел на ложе Алекса, раскинув ноги-руки. Каракуль приставил пистолет к его щеке, рявкнул:

— Алло! Кизил!

Тот хрюкнул последний раз, открыл глаза, вздрогнул:

— Кто здесь?

— Это я, твоя смерть пришла, — и Каракуль упер дуло пистолета в ноздрю Кизила. — Не дрыгайся, а плавно поднимайся и плыви в гостиную. Ну, пошел!

Кизил опасливо встал с постели, под прицелом Каракуля спустился вниз. В гостиной уже сидел в кресле с помятым лицом в семейных трусах и майке Васильич, растерянно моргая глазами. Сашко стоял над ним сбоку, упирая пистолет в темя. Каракуль грубо толкнул Кизила к свободному креслу:

— Падай к Васильичу.

Кизил, рухнув в кресло, оглянулся на Сашко, сумрачно произнес:

— А я подозревал, что ты двойник.

— Пасть открывать по моему приказу! — гаркнул Каракуль. — Сашко! Держи их на мушке. Пошевелятся, сразу стреляй по конечностям без предупреждения.

— Понял, — с готовностью произнес Сашко и перешел к нему, наставив пистолет на «захваченных».

— Ну, бывшие кенты, — оскалил зубы Каракуль и сел в кресло напротив, — поговорим. Но предупреждаю: у вас пять минут. Когда они пройдут, буду стрелять…

— Что тебе надо? — дернулся Кизил, и тут же раздался выстрел. Пуля попала в подлокотник его кресла.

— Я говорю, вы слушаете, — елейно сказал Каракуль, выпустивший пулю. — А теперь вопрос: кто из вас, братки, забрал бумаги из сейфа в день похорон Алекса?

— Я не брал! — сразу выкрикнул Кизил.

— У меня их нет, — насупился Васильич.

— Четыре минуты, — напомнил, посмотрев на часы, Каракуль. — Повторяю: кто взял бумаги? Они у кого-то из вас двоих. Если я не получу папку сейчас, прикончу обоих. На моем счету трупов много, двумя больше — не имеет значения. Отвечать! Быстро!

Кизил из флегматика превратился в комок дергающихся нервов. Он перевел наполненные ужасом глаза на Васильича, рассматривающего свои босые ноги, заорал:

— Это ты? Папаша, ты взял эти чертовы бумаги?

— Не брал я, — вымолвил Васильич, не отрывая взгляда от босых ног.

Раздался еще один выстрел. Пуля врезалась в подлокотник кресла Васильича. На этот раз оба «арестованных» подпрыгнули на местах, а Васильич вознегодовал:

— Кончай палить! Нету у нас…

— Три минуты, — оборвал его Каракуль. — Дальше буду стрелять по вашим тушам. Сначала перебью щупальца, потом копыта…

— Папаша, он это сделает, — убежденно сказал Кизил. — Отдай.

— Сам отдавай, — огрызнулся Васильич. — У меня их нет.

— …А потом, — продолжил говорить Каракуль, тон его был таким, будто расписывал излюбленное кушанье, — потом выстрелю в плечи. А потом… пожалуй, в живот. Не видели, как умирают от ранения в живот? А я видел. Рана смертельная, пуля запутается в кишках, подыхать долго будете и мучительно. И никто, никто не придет на помощь.

— Отдай, твою мать! — Кизил готов был броситься на Васильича с кулаками.

— Да пошел ты! — наконец тот оторвал глаза от ног и бросил на Кизила полный ненависти взгляд. — Они у тебя! Ты специально на меня сваливаешь!

— У меня?! — задохнулся Кизил и тут же взвизгнул, ухватившись за предплечье. Пуля лишь слегка задела, врезавшись в спинку кресла, но было больно.

— Промахнулся, — иезуитски сказал Каракуль. — Но осталось две минуты, и я больше не промахнусь, даю честное слово.

— Я не брал, мамой клянусь, — взвыл Кизил, зажимая кровоточащую рану. — Раз я не брал, значит, они у него. Его и пытай.

Каракуль направил пистолет на Васильича, прицелился. Пожилой человек вжал голову в плечи, а выстрела не было. Васильич покрылся испариной, Каракуль успокоил:

— Расслабься, папаша. Стрелять буду, когда пойдет последняя минута. Пока только выбираю, куда выстрелить. А куда ты хочешь, чтоб я попал? Скажи, я попаду.

— Эх, Каракуль, Каракуль, — вымолвил Васильич с упреком. — Я тебя уважал…

— Мне твое уважение по соплям, — грубо бросил Каракуль.

— Отдай! — истерично завопил Кизил. — Они же прикончат нас!

— Минута! — возвестил Каракуль и прицелился. — Не дергайся, Васильич, а то и впрямь убью, а у тебя есть еще минута… последняя…

— Ты, старый пидор, — все больше свирепел Кизил, — сам подыхай, если хочешь, а меня не вмешивай. Не отдашь бумаги, я тебя лично в порошок сотру.

— Не гавкай, — огрызнулся Васильич.

— Все, братки, у вас ноль минут, — по-деловому сказал Каракуль, ставя основательную точку. — Стреляю в каждого по очереди. Сначала, папаша, в тебя, потому что твоя очередь, потом в Кизила. Так, правая нога ниже колена…

— Ладно, банкуй, — зло выдавил Васильич. — Я взял.