– Тогда, надеюсь, в пеленгаторах не садятся батарейки, – усмехнулся Монтонари.
– Поэтому в лифтах отсутствует кнопка двадцать пятого этажа? – спросила Ашантима. – Из-за базы данных?
– Верно.
В комнате зашептались.
– Чтобы вы понимали, попасть туда могут только два человека, – поспешил прервать обсуждение Доминик, – генерал Бранд и подполковник М’гату. Сканеры различают только их сетчатку глаз. Посторонние будут заблокированы ещё на лестнице. И да, если вдруг вы уже начали прикидывать в уме, как с пеленгаторами переберётесь через Стену, уточняю, у башен снаружи лестницы нет, а значит, вам придётся прыгать. Но не забывайте, даже если вам повезёт и вы не сломаете при падении позвоночник и незамеченными пересечёте внешнюю Пустошь, вы окажетесь посередине равнины, без еды и воды, в тысяче километров от ближайшего города, где вас встретят такие же автоматы, но уже не запрограммированные на узнавание сигнала с вашего пеленгатора.
Шёпот прекратился.
– У кого-нибудь есть вопросы?
– Я не пойму, – задумалась Ашантима, – если зона Пустоши находится под постоянным обстрелом, почему кому-то вообще нужно нести службу на Поясе?
– Потому что автоматы нуждаются в перезарядке, котёнок, – ответил за Доминика Эрнан. – Ведь так?
– Верно, – подтвердил Каан. – Мы и военные меняем магазины. Это случается довольно часто, потому что пулемёты запрограммированы таким образом, что реагируют на любое движение, а как известно, там много крыс, поэтому бóльшая часть магазина уходит на них. Когда патроны подходят к концу, военные получают сигнал и пополняют запасы.
– А если во время нашей вахты кто-то посторонний решит проникнуть в Пустошь и сработает автомат, что делать тогда? – спросила Таша.
– В смысле, кто должен убрать труп?
– Ну да.
– А сама как думаешь?
Новобранцы переглянулись.
– Что ж, если ни у кого больше нет вопросов, все свободны.
На том совещание закончилось.
На горизонте за Стеной уже забрезжил рассвет, но Роман всё ещё стоял напротив покатого окна и думал. Вчера он снова встречался с отцом. Всё было плохо. Львиная Лапа всё больше склонялся к тому, чтобы запретить сыну даже заикаться об очередной ссуде за сыворотку.
– Но почему? – попытался настоять Роман, находясь в заведомо проигрышной позиции просящего о милости. – Исследования Авроры доказывают, что мы на верном пути.
– Исследования Авроры доказывают, что вы спустили на опыты уже несколько сотен миллионов, а в результате получили всё того же «капрала» и нулевой результат, – перебил его отец, ставя свою размашистую подпись в низу договора о поставке новой партии картофеля. – Сколько лет Сантери бьётся над этим? Ни у неё, ни у её отца ничего не получилось за эти несколько лет, так почему должно получиться через год или два? И почему я должен продолжать тратить деньги своего фонда на ваши попытки победить смерть? Мы все умрём, Роман, и дочь Авроры тоже, как бы она ни старалась. Чудес не бывает, в отличие от ошибок. Каан – ошибка природы, а не закономерный виток эволюции, и уж тем более не чудо, потому вы и не можете воспроизвести его бессмертие в пробирке. Или ты веришь, что одна из ваших вакцин сработает?
– Верю, – твёрдо ответил Роман.
– Уж мне-то можешь не врать. Вольски ничего не делают из-за слепой веры, иначе бы мы строили новые церкви, а не торговали едой. Мы везде ищем выгоду. И если я должен снова дать ей деньги, значит, я должен найти свою. Вопрос только в том, в чём она теперь?
– Город со всех сторон огорожен, он фактически твой. «Треангул» на твоей стороне. Что тебе ещё надо?
– Денег, – ответил отец. – В этом мире это всё, что по-настоящему важно.
– Почему бы и нет?
– Ты не мечтатель и не дурак.
– Верно. Поэтому я не строю иллюзии, а читаю контракты. Да, Джойс умрёт, но Аврора связана контрактом с «Треангулом». В казарме живёт больше пятидесяти добровольцев. Больше пятидесяти попыток найти формулу. Это больше, чем ничего. Она не сможет всё бросить сразу после похорон.
– Ты слишком высокого мнения о её моральных качествах.
– Зато достаточно высокого мнения о пунктах контракта, который она подписала. Я их читал. Аврора связала себя с Щеглом по рукам и ногам.
– Вот пусть тогда он ей и платит, а я не отдам ей больше ни единого крефа. Или ты можешь разорить свой собственный фонд, если пожелаешь. Хотя на твоём месте я бы подумал об уменьшении суммы. Два миллиона – слишком большие деньги для такого спорного вложения.
– Ты всё равно их себе возвращаешь благодаря пункту о форс-мажорах. Уже вернул тридцать, и через полгода вернёшь ещё два.