Пояс отчуждения

Вертолёту понадобилась пятнадцать минут, чтобы прибыть на место. Ингейр помог Артуру поместить сестру на носилки и затащить их внутрь. Элора выглядела очень плохо, и самое страшное было в том, что всё время, что они ждали помощи, она находилась в сознании, полностью осознавая, что теряет кровь и что она внезапно перестала чувствовать кисть левой руки. Ингейр попытался занять место рядом с сестрой в вертолёте, но подполковник, который сидел внутри, его не пустил.

– Тебе там делать нечего, – сказал он, протягивая флягу с водой, чтобы он смыл кровь с рук. – О ней есть кому позаботиться, а твоя вахта ещё не закончена. Всем вернуться на башни.

– Да что вы за человек такой?! – впервые за всё время повысила голос Ашантима. – В вас ничего человеческого нет! Его сестра умирает! Ей нужна помощь!

Но М’гату резко прервал её и жестом указал пилоту подниматься.

– Вот что ей сейчас точно не нужно, так это слёзы над кроватью. От врачей в центральном госпитале куда больше толку, чем от Ингейра. Или вы думаете, я сниму всех с задания только потому, что один солдат выбыл из строя?

Служба до полуночи тянулась невероятно долго, будто кто-то специально остановил часы. Ингейр был до самого конца вахты сам не свой и пытался не думать о том клочке Стены, где только что истекала кровью сестра. Элора потеряла очень много крови, и на том самом месте, где лежала девушка, она блестела алой лужей, не успев высохнуть на солнце, а в свете белых фонарей, загоревшихся на перилах, когда опустилась ночная мгла, превратилась в чёрную кляксу.

Руки Айлы снова были в крови, и как бы она ни старалась их вымыть – всё время казалось, что её кожа невыносимо пахнет кровью и что ею же разит от её формы. Едва вернувшись в Пирамиду, она тотчас поспешила в душ, чтобы скорее смыть с себя эту вонь, и стёрла кожу на руках до болячек. Едва выключив воду, она заметила бурое, разбавленное водой пятно, ползущее из соседней кабинки к сливному отверстию на плиточном полу. Айла завернулась в полотенце и вышла в предбанник.

– Эй, кто здесь? – позвала она и приблизилась к пластиковой дверце соседней кабинки. Постучала. – С вами всё хорошо?

Рассеиватель душа был выключен. Внутри тишина. Айла сначала поколебалась, но всё же опустилась на колени и посмотрела в щель между дверкой и полом.

– Сюда! Скорее сюда!

На её крики сбежались все, кто находился в казарме. Айла растерянно показывала рукой за дверь душевой.

– Я её такой нашла!

Эрнан растолкал столпившихся в дверном проходе людей и заглянул за дверку. Внутри на полу без сознания лежала белая, как снег, Таша. Из её носа по шее и груди уже давно вытекла и загустела огромная лужа крови, жирным пятном вползавшая в соседнюю кабинку. Эрнан сел рядом и приложил руку к её шее, прощупывая пульс. Девушка была мертва.

– Джойс! Джойс, открой дверь! Ну что ты закрылась?

Уборщица умоляла секретаря госпожи Сантери перестать прятаться в туалете. Из уборной слышался отчаянный кашель и тихие всхлипы.

– Не выйду! Я никогда не выйду отсюда! Уходите!

– Вот что за ребёнок? – всплеснула руками женщина. – Мортен! – Она схватила проходившего мимо эксперта по баллистике за локоть и подтащила к двери. – Мортен, хоть ты её вразуми. Она сидит там уже битый час и ревёт! Весь пол уже слезами залила. А у меня график.

– Голубушка, я не мастер вытирать женские слёзы, – пытался избежать участи утешителя мужчина. – Не умею я быть жилеткой. Я туда не пойду. Женщина, не трогай меня. Я сказал – нет! – Он достал мобильный телефон и, набрав номер, деловито оперся плечом о стену. – Я всё решу. Инто? Мортен. Я на двадцатом этаже. Будь добр, подойди. Здесь твоя половина закрылась в туалете у кабинета 1120 и плачет в три ручья. Да, жду.

Доминик появился так быстро, как только смог.

– В чём дело?

Судя по перевязанным эластичными бинтами кистям, выдернули его с занятий по борьбе.

– Ревёт, – ответил Мортен, кивнув на дубовую дверь.

– Почему?

– Вот ты и узнай. Ты у нас эксперт по женщинам.

Каан испепелил насмешливого коллегу взглядом за неуместность его шутки и жестом показал отойти.

– Как закончишь, подойди. – Мортен помахал в воздухе какими-то бумагами. – Есть разговор.

За дверью всё ещё всхлипывали. Доминик постучал.

– Эй, Джойс, это я.

– Что тебе нужно?

– Впустишь меня?

– Уходи.

– Тогда выйди сама.

– Не выйду.

– Не собираешься же ты жить в туалете? Брось. Открой дверь, и мы поговорим. Просто поговорим, а потом можешь хоть до ночи там сидеть, я тебя не потащу оттуда силком. Давай.

С полминуты изнутри не слышалось ни единого звука, потом раздался тихий стук каблучков по кафельному полу и звяканье замка.

Доминик взялся за дверную ручку и обернулся к Мортену и уборщице, которая нетерпеливо ждала, обеспокоенная тем, что выбивается из графика.

– Не входить. Я скоро.

Он зашёл внутрь. Джойс стояла у умывальника и вытирала платком распухшие заплаканные глазки. Из мусорного ведра выпирала гора использованных бумажных полотенец, испачканных кровью. Капрал подошёл к зарёванной девочке и обнял за плечи. Колючий подбородок уткнулся ей в шею.

– В честь чего потоп?