Пояс жизни

Он взял конец аркомчи, накинутой удавкой на шею лошади, перебросил его через толстый сук лиственницы, росшей у обрыва, и распорядился:

- Крестовин, Свирилин, я и Костик будем затягивать петлю, а вы, когда лошадь от удушья начнет метаться, все тяните вторую веревку вверх. И лошадь влезет.

- Что-то рискованное вы задумали, - Травину явно не нравилась эта затея. - Конечно, это ваше дело - вы начальник, но я бы не стал губить животное. Виселица еще никого не спасала.

- Ты же только читал об этом! - поддержала Травина Светлана. Но она следила за Виктором с интересом.

Виктор нахмурился и отвернулся, чтобы скрыть неуверенность.

- Беремся! - распорядился он.

Все произошло, как по-писаному. Виктор и его помощники, прочно упершись в землю, потянули аркомчу. Лошадь невольно задрала голову, и удавка захлестнулась у самого основания шеи. Задыхающаяся, испуганная лошадь дернулась в сторону, но обе аркомчи тащили ее вверх.

- Сильнее! - крикнул Виктор, у которого от страха похолодела кровь. Сильнее! - и он повис на аркомче.

Все последовали его примеру, и шея лошади вдруг начала растягиваться, как резиновая, а глаза вылезли из орбит. Обезумевшее от страха животное метнулось туда, куда тянули аркомчи, - вверх, и в предсмертном ужасе обретя неожиданную, почти непостижимую ловкость, в несколько мгновений вскарабкалось по отвесному склону.

- Ну, знаете ли, - не скрывая удивления, сказал Травин. - Вот уж не ожидал...

А Виктор, у которого колени подгибались от пережитого страха, ничего не отвечая, нежно поглаживал лошадь, мотавшую головой от боли.

...Маршрут близился к концу, когда над лагерем отряда рано поутру появился вертолет Батыгина. Он неподвижно повис в воздухе, а потом медленно опустился в самом центре лагеря, между палатками. Батыгин прилетел один. Он рассказал, что был в Кызыле, в обсерватории, а теперь летит обратно в Москву. Он знал, что начальником отряда назначен Виктор, но все-таки уединился для разговора с Травиным.

Лишь после этого Батыгин спросил у Виктора, что тот собирается делать дальше.

- Выходить к Енисею, - ответил Виктор. - Продуктов у нас хватит всего дней на семь-восемь.

- А по-моему, можно не выходить к Енисею и с хода начать следующий запланированный маршрут. Пусть один из вас отправится к завхозу (он, кстати, ждет в Баинголе) и скажет ему, куда забросить продукты. Это сэкономит вам дней шесть, а время нужно беречь: в Москве тоже много дел.

- Что ж, можно, - согласился Виктор. - Только кого послать?

- За трудное дело всегда лучше браться самому. А Свирилина оставь своим заместителем.

"Свирилина? Почему именно Свирилина?" - подумал Виктор и покосился на стоявшего рядом геоморфолога. Перед началом похода Свирилин сбрил бородку и сейчас вдруг показался Виктору, несмотря на высокий рост и широкие плечи, очень юным, хотя Виктор знал, что Свирилин старше его на три года. Виктор не смотрел Свирилину в глаза, он смотрел на его еще по-мальчишески пухлые губы, на круглый мягкий подбородок и думал, что случившееся с ним, Виктором, очень уж напоминает смещение. Но разыграться самолюбию он не дал. "Ничем Свирилин не хуже других, - сказал он себе, - и прекрасно справится с поручением". А Батыгину Виктор ответил:

- Хорошо, я поеду в Баингол.

- Вот и молодец, - одобрил Батыгин.

Не теряя ни минуты Виктор занялся сборами в путь. Он сам оседлал лошадь, уложил в переметные сумы провизию, приторочил к седлу одеяло, плащ, котелок. Он отдал Свирилину карту и еще раз напомнил, где они должны встретиться. Затем Виктор легко вскочил в седло и сразу всем помахал рукой.

...Потом, уже в Баинголе, Виктору казалось, что не было трех дней и двух ночей, а был один непрерывный переход. Ущелье сменялось ущельем, храпел и пятился конь на трудных переправах, боясь идти в глубокую воду, лиственницы тихо роняли на тропу пожелтевшую хвою. На вечерней зорьке, в вязких сумерках, глохли и блекли звуки и тишина медленно стекала с вершин. Крики маралов, вызывавших друг друга на поединок, не казались воинственными и злыми. Одиноко пылал костер, но Виктор не испытывал чувства одиночества, не испытывал страха, даже когда конь начинал боязливо жаться к огню и тревожно поводить ушами. Виктор думал. Экспедиционные работы кончались, Батыгин сам сказал это, и Виктор думал о доме, об отце, о Москве... Что он будет делать, когда вернется в Москву? Разрешит ли ему Батыгин бывать в астрогеографическом институте, или все останется по-прежнему?.. Ведь он уже все равно не сможет заниматься ничем другим, он все равно будет астрогеографом!.. Он много, очень много пережил в экспедиции и верил, что жизнь его теперь и в Москве пойдет как-то иначе. Новые привычки так противоречили всему старому, домашнему, что он не видел способа совместить их. И еще его беспокоил отец. Иной раз ему казалось, что отец отдалился, и Виктор даже ощущал легкий холодок, когда думал о нем. Впрочем, все это не представлялось ему страшным. Просто они теперь немного по-разному смотрят на мир. Или он не так понял письма.