При знакомстве с самым масштабным и хрестоматийным произведением испанского героического эпоса Песнью о Сиде современного не очень основательно подготовленного читателя ждут некоторые неожиданности, самая серьезная из которых риск неадекватного понимания с виду очень незамысловатого и, казалось бы, вполне недвусмысленного текста. Другой неожиданностью для читателя становится тот несомненный факт, что «Песнь о Сиде» внешне мало отвечает трафаретным представлениям о героическом эпосе и об испанском национальном характере как религиозно экзальтированном и фанатичном, отмеченном печатью особенно высокого идеализма. И это еще не все. Дело в том, что всякий текст в восприятии читателя представляет собой палимпсест, и хотя в истории литературы сначала возникает текст о рыцаре Сиде и только через пятьсот лет текст о рыцаре Дон Кихоте, читатель, как правило, читает их в обратном порядке. Но от этого на всякого рыцаря неизбежно падает тень, отбрасываемая Дон Кихотом. В итоге мы склонны ждать от всех рыцарей исповедания такого кодекса рыцарской чести, каковой имел в душе и сердце незапамятный Рыцарь Печального Образа. Но и на этом пути читателя тоже ждет разочарование, маловероятно чтобы Сид и Дон Кихот нашли общий язык, если бы им довелось — фантастическое предположение! — познакомиться. И не позволила бы этим славным кабальеро понять друг друга, как сказали бы историки, различная ментальность, или, более по-русски, различное умонастроение, ибо жили они, хотя и на одной земле, но в эпохи, по-разному дышавшие, руководствовавшиеся разными, подотчетными и безотчетными, умственными и психическими установками. Точно так тот факт, что и наш читатель, — а наш читатель по образу мыслей современник Дон Кихота, а не рыцаря Сида — наполняет при чтении нехитрые слова текста Песни, привычным ему, читателю, жизненным содержанием, является источником ряда заблуждений. Впрочем, речь об этом впереди.
Известно, что романский эпос целиком вырос на почве исторического предания, хотя сам этот историзм надо понимать не как сугубую верность в изображении какого-либо исторического факта, а всего лишь как оперирование материалом исторического предания. Также известно, что эпос как жанр достиг полного развития в рамках устного бытования. Он представлял собой импровизацию, которая сначала была пением с музыкальным сопровождением, а позже — декламацией-речитативом. Сказитель, часто из среды самих дружинников, воплощал определенный исторический материал, преображая темы и мотивы избранного им исторического эпизода в рамках одной метрической схемы, опираясь на разработанные неоднократно повторяющиеся устойчивые словесные формулы, которые играли роль опор и облегчали сказителю задачу импровизации. Позже возникла запись сказания, осуществляемая, возможно, самим сказителем. Именно так и вышло, полагают исследователи, с Песнью о Сиде, — а это огромная поэма — которая была записана самим сказителем около 1140 года так называемыми неправильными стихами, т. е. строками с неравным количеством слогов. Песнь воспроизводит эпизоды из жизни реального лица — рыцаря Родриго (Руй) Диаса, прозванного Сидом (сеид — господин, арабское титулование, дававшееся испанским сеньорам, имевшим среди своих подданных мавров, или живших в мавританской среде), который родился между 1025 и 1043 годами, а умер в 1099 г. Песнь действительно близка исторической основе — реальный Сид действительно брал Валенсию и мирился и ссорился с королем Альфонсом Шестым и т. д. При этом фактические исторические основания не мешают Песни о Сиде быть типичным по форме и смыслам средневековым произведением, подчеркивающим и прославляющим физическую силу и храбрость, хотя и рассказывает сказание о характере, строптивость и незаурядность которого приводит уже не к богоборчеству, а к земным конфликтам. Не исключено, полагают исследователи, что сказитель был знаком со своим героем или же у них были общие знакомые. Это предположение подтверждается исключительно достоверной географической локализацией событий, которые описываются автором Песни. Песнь, что называется, крепко завязана на местности в реальном пространстве, города и деревни указываются сказителем с предельной точностью.