Для чего я не умею останавливаться в своих мечтаниях. Сегодни целое утро сидел у меня Костогоров. Много говорили о них. Я люблю сердечно Катерину Михайловну. Можно ли смотреть на них без некоторой сердечной горести. За пять лет Кат<ерина> Мих<айловна> была весела, резва и беспечна, как А<нна> М<ихайловна>. Теперь она задумчивее, важнее, через несколько лет все увянет померкнет в удалении от мира. А<нна> М<ихайловна> теперь как милой доброй младенец, но в нежности сердца ее таится семя будущих ее горестей. Я предчувствую, что она не вечно сохранит ету веселость, ету беспечность и резвость. Теперь роза ее эмблема, скоро может быть будет унылой кипарис. – Как больно смотреть на них с сим воображением.
Здесь я обвиняю сам себя. Что естьли бы это увидел кто-нибудь, кто знает мою насмешливость, кто сам терпит, может быть, от моей холодности! Но что же делать. Я это чувствую и хочу питать в себе всякое такое чувство. Я обвиняю и сам себя. Но о сю пору опыты почти всегда меня оправдывали против моей теории. Может быть, я еще не знаю себя.
8 часов. Сегодни смотрел я, что перевел из Вертера. Как дурно и слабо.
7 и 8 час вечера! вот мои часы вдохновения, как я приметил уже несколько лет. Я способен тут больше чувствовать и больше склонен к задумчивости.
Ах, для чего нет у меня своей комнаты, ето время я бы всегда был дома, один и если бы не сочинял, то бы мечтал о прошедшем, о Катерине Михайл<овне>! (272: 9 об. – 10 об.)
Точная дата рождения Екатерины Соковниной неизвестна, но приблизительно ее можно установить. Ее старшая сестра Варвара родилась в 1779 году, младшая Анна – в 1784-м. Тем самым разница в возврасте между Екатериной Михайловной и Андреем Ивановичем, родившимся 1 октября 1781 года, не могла быть больше года-двух, и ко времени этой беседы ей было между 18 и 20 годами.
В ту эпоху молодые люди и барышни резко отличались по «социальному возрасту». Позже Екатерина Михайловна вспоминала о своих опасениях, что, когда Андрей Иванович через два-три года вернется из-за границы, «je ne lui conviendrai pas absolument – car je serai déjà une demoiselle faite, et lui il ne serai toujours qu’un garçon» [«Я ему совсем не буду подходить – потому что я уже буду зрелой девицей, а он еще будет только мальчиком» (фр.)] (ВЗ: 116).
Тем не менее размышления Тургенева, несомненно, носили всецело литературный характер. Сделав приведенную запись, он снова принялся перечитывать свой перевод «Страданий юного Вертера», на этот раз показавшийся ему «дурным и слабым». Андрей Иванович был убежден, что «любит сердечно Екатерину Михайловну», но заранее готовился «мечтать о прошедшем», явно не собираясь ничего препринимать для того, чтобы не дать ей «увянуть, померкнуть в отдалении от мира». Он по-прежнему представлял себе свои грядущие отношения со средней из сестер Соковниных как тихий союз родственных душ и «хотел питать в себе такие чувства».
Соблазнение à la Сен-Пре
Осенью 1802 года в письме Жуковскому из Вены Тургенев сокрушался о том, как далеко он «зашел от одного неосторожного шага» (Марченко 1980: 22). Обстоятельства этого шага, а также связанные с ним переживания можно восстановить по запискам и письмам Екатерины Михайловны от ноября 1801 – января 1802 года. Оригиналы этих документов не сохранились, но Андрей Иванович переписал их в дневник, который вел после своего переезда в Петербург в ноябре 1801 года.