Неизвестно ни какую «картину сладострастия» Тургенев видел у Гагарина, ни что за эстамп он послал московским друзьям, ни как они отреагировали на подобный подарок. Андрей Иванович был так захвачен завязавшимися у него отношениями с Булгаковым и Гагариным, что называл его «наш триумвират» (Тургенев 1939: 51)[140]
, подобно тому как прежде мечтал учредить тройственный союз поэтов с Жуковским и Мерзляковым.Подражая новым друзьям, Андрей Иванович и сам увивался за танцовщицами. В письме из Петербурга Булгакову, говоря об утраченных удовольствиях венской жизни, он восклицал: «Черути в редуте![141]
Ты меня бесишь» (ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 138. Ед. хр. 21. Л. 1). В труппе Вигано были две исполнительницы с такой фамилией – сестры Марта и Анна-Мари Черутти (Winter 1974: 190), какая из них пришлась по сердцу Андрею Ивановичу, сказать невозможно. Впрочем, в письмах Тургенева появляется и другое имя – он просит венских приятелей «признаться, что маленькая Шмальц» была «не на шутку» им «заражена», посылает ей цепочки и жалеет, что не может больше «восхищаться ее маленькими прелестями» (ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 138. Ед. хр. 11. Л. 5 об. – 6 об.).Возможно, по примеру Константина Булгакова Андрей Иванович ухаживал сразу за несколькими балеринами. Брат Булгакова Александр, служивший в дипломатической миссии в Неаполе и тоже увлекавшийся актрисами местной балетной труппы, не мог скрыть своего изумления этими подвигами:
Весьма меня удивило слышать, что Тургенев танцевать хочет учиться, – у него одна нога другой короче, и скажи ему, что он более похож на иноходца, чем на танцовщика, –
писал он брату из Неаполя 8 сентября, а позднее спрашивал:
Как может Тургенев волочиться за танцовщицею? Он не умеет танцевать сам, следственно не может ей делать комплиментов в рассуждении ее искусства, дабы не заставить ее смеяться, назвав падеде, который она, может быть, прелестно сделает, кадрилью, шассе – алагреком, паграв пируэтом и блистательное название менуэт аларен (по пристрастию своему к немцам) аллемандом и проч. Впрочем, скажи ему, чтобы он вытянул нос свой, ибо женщины не любят маленькие носы: они делают по оным заключения свои, а притом выросла ли у него борода с тех пор, что мы расстались? Не иметь оной также худой знак (Булгаков 1899: 21, 23).
Побывав в Вене, Булгаков, впрочем, смягчился и потом писал из Неаполя брату, что «первая танцовщица» Чемпилле ему «так мила как Тургеневу Черути» (Там же, 35).
Как бы то ни было, чтобы уверенно чувствовать себя «в гуще лучшего общества Европы», интрижек с балеринами было недостаточно. Благородному молодому человеку полагалось испытывать и более изысканные чувства.