Пойдем играть к Адамсам

С другой стороны, замужество и дети – это то, для чего она лучше всего подходила, по крайней мере, она так считала. Она просто не была активисткой, у нее не было желания соревноваться. Политика казалась ей сценами из комиксов, разыгрываемыми вживую, а преподавание – ее область – предназначалось лишь для того, чтобы заполнить время, пока какой-нибудь молодой человек не появится, чтобы организовать ее и направить на путь истинный. Иногда это будущее казалось мрачным (особенно в университете, где так много говорили о карьере и т. д.), но чаще всего представлялось вполне возможным. К тому же в ее возрасте это могло случиться в любой момент. Могло этой осенью, а могло и через три-четыре года. Она давала себе не больше четырех. К тому времени, если не раньше, ее внимание должным образом переключится на любовь, зачатие, беременность, рождение и воспитание детей. Если иногда и казалось, что она щеголяет своими стрижкой, загаром, хлопчатобумажными платьицами и беззаботным образом жизни, то все это было напускным: чем старше она становилась, тем дальше устремлялись ее мысли.

Однако забеременеть, точнее, стать заложницей внебрачного ребенка, – это совсем другое. Она ни в коей мере не была феминисткой. Страх «залететь» – это был общий кошмар, который бродил по коридорам женских общежитий, навещая девушек как бедных (тех, кто занимается сексом на заднем сиденье машины), так и более богатых (тех, кто может себе позволить снять номер в мотеле, а в выходные пойти кататься на лыжах), заставляя каждого молодого грешника хмуриться в темноте и задаваться вопросом: «Неужели от меня?» Это была ситуация, когда, нарушив глубоко укоренившееся табу, ты вдруг ощущала космические, обезличенные последствия, выползающие из ночи, чтобы заставить тебя осознать одно: жизнь прошла, закончилась, да еще так рано.

Как я могла быть такой глупой? Я увлеклась. Слишком увлеклась.

Таков был страх, который Барбара много раз прорабатывала и которого давно избегала. Он посетил ее сегодня вечером вместе с другими беспокойными мыслями. Ей потребуется аборт. Конечно же, в данных обстоятельствах ей позволят его сделать. Однако эта необходимость пугала ее.

Барбара знала девушку, которая легально сделала аборт, в дорогой фешенебельной клинике, и рассказала об этом. Она описала регистрацию в большой университетской больнице (в другом городе) в сопровождении родителей (все смущенно ерзали, сидя на пластиковых стульях). Описала, как ей показали ее двухместную палату, раздели, взяли анализы, побрили лобок. Потом появился папа с конфетами, журналами и цветами, и это совершенно не вязалось с его высокомерным взглядом. Однако больше всего Барбара запомнила анкеты. Вечером бойкая молодая женщина-врач принесла девушке несколько бумаг, чтобы она ознакомилась с ними и подписала. И пока девушка читала, женщина-врач сидела рядом, хладнокровно деловитая, готовая ответить на любые вопросы.

Пациентка осознает, что ей предстоит операция по удалению определенной ткани из ее организма. Пациентка осознает, что больница не несет ответственности за психические и физические последствия. Пациентка осознает, что за операцией могут наблюдать квалифицированные студенты-медики, и ткань, удаленная из ее организма, может быть отправлена на лабораторное исследование либо утилизирована соответствующим способом. Пациентка осознает, пациентка осознает… Девушка молча кивнула, подписала и вернулась к просмотру журнала, на чтении которого не могла сосредоточиться. После этого ее мама и папа тоже должны были прочитать эти бумаги и подписать. Как родители вышеуказанной несовершеннолетней, они осознают, что… и т. д. и т. п.

Что` пациентка и ее мама и папа осознавали совершенно четко, так это то, что они взаимно согласились на убийство еще не родившегося ребенка, предположительно здорового и вполне способного стать одним из них. (Это часть по-настоящему ужаснула Барбару.) Да будет так.

Операция была проведена, как и планировалось, в семь часов утра – эффективно, быстро и профессионально. Сорок восемь часов спустя пациентка снова была дома. Ее мучила тошнота (матка возвращалась к нормальным размерам), тошнота душевная и физическая. Кем бы он был? Каким бы он был? На кого был бы похож? Что же я наделала?

Конечно же, ничто не смертельно, кроме самой смерти. Несколько месяцев спустя Барбара наблюдала, как та девушка – веселая и беззаботная – расхаживает везде, таская с собой маленький пузырек с таблетками, которые прописал гинеколог ее матери. Аборт она называла просто «маленькой мамочкиной и папочкиной проблемкой, которая довольно сильно их встряхнула». Таким образом, эта проблема была легко решена.