Пойдем играть к Адамсам

– Можешь переночевать у нас дома, – предложила Дайана.

– Зачем?

– Ты же только что сказала, что не хочешь здесь оставаться.

Синди растерялась. Смысл сказанного ею заключался в том, что ей страшно, и она не хочет оставаться одна и не хочет сторожить Барбару в домике прислуги. Она была настолько сосредоточена на этом, что любые другие мысли доходили до нее очень медленно.

– Ты можешь прийти к нам домой на ужин и остаться на ночь, – сказала Дайана. – Мы… можем испечь торт, чтобы в понедельник удивить Барбару и твоих родителей.

– Но Барбара…

– Так мы скажем, – пояснила Дайана.

Синди почувствовала слабую надежду.

– А-а.

– Хорошая идея, – сказал Джон.

– А как же Бобби?

Бобби посмотрел на Джона.

Выбор был невелик. Если Дайана, Пол и Синди отправятся в дом Маквеев, а Бобби будет сторожить пленницу, остается лишь один запасной игрок – Джон. Бобби посмотрел на него.

– Возможно, я мог бы помочь, – сказал Джон.

– Как?

– Не знаю. Мои предки не разрешат мне выходить ночью под дождь, разве что проверить лодку или вроде того, но они рано ложатся спать.

Некоторые вещи не стоит произносить вслух, но желание Бобби было слишком велико.

– Улизнуть удастся? – спросил он.

– Не знаю. Думаю, да, – ответил Джон. – Конечно.

– Когда? – спросил Бобби. – Как скоро? Как долго?

– Хммм. – Джон нахмурился.

– Как скоро ты сможешь улизнуть от родителей? Как долго сможешь сторожить?

Джон старался быть честным. Шутки здесь были неуместны.

– Не знаю. Все зависит от того, когда они лягут спать. Думаю, смогу добраться сюда около одиннадцати или двенадцати, а домой мне придется вернуться около четырех. Что-то вроде того. Может, чуть позже. – Джон огляделся, ища понимания в глазах остальных. – Просто я не могу шастать там в любое время, когда захочу.

– А я не могу бодрствовать двое суток подряд, – сказал Бобби.

– Ага.

– Так ты придешь сегодня вечером или нет?

– Приду.

– Когда?

– Я же сказал, что приду.

– Это последняя ночь, ты же знаешь, – сказала Дайана.

Все смотрели на нее.

– Я к тому, что завтра вечером все закончится.

– Да, закончится, – согласился Бобби.

9

Домик прислуги стоял по другую сторону от подъездной дороги, которая вела от почтового ящика к дому Адамсов и делала разворот. Он находился к югу от реки, в ярдах семидесяти пяти от нее, в поле с тщательно перебранной и высохшей от жары кукурузой, которая теперь шелестела и потрескивала при малейшем дуновении ветерка. Высокие, тесно растущие и теперь гибнущие стебли – поле простиралось до самого дома – перекрывали здание до середины окон первого этажа, так что казалось, что оно дрейфует, как серый деревянный остров на бурых волнах.

Его видимая часть была типичной для здешних мест. Это был обветшалый дощатый двухэтажный квадратный дом, сосновые бока которого деформировались, вспучились, вырвав из себя ржавые гвозди. И теперь в его стенах строили гнезда осы, по чердаку бегали белки, а под полом довольно комфортно жили мыши. Остальное было примерно в таком же состоянии. Проржавевшая насквозь кирпично-красная жестяная крыша; сгнившие подоконники и оконные рамы, разбитые стекла, дверь, которая не закрывалась, и тропа, ведущая от нее к развороту дороги.

Адамсы жили в этом домике летом и по выходным, пока новый дом не был достроен, но потом он снова пришел в упадок. Его не стали сносить, поскольку он никому не мешал и поскольку, по мнению доктора Адамса, являлся богатым источником дубовой «выдержанной древесины», которую больше нигде не достать. К тому же, он всегда там стоял.

Если брать его чисто как ландшафтный объект, то его можно рассматривать двояко. Из-за своего возраста, заброшенности, обветшалости и изолированности посреди поля он мог показаться – особенно перед грозой – мрачным, печальным и даже зловещим. При другом рассмотрении – в схожих условиях – он мог быть умиротворенным в том смысле, в каком бывают умиротворенными кладбища. Мог быть напоминанием о далеком деревенском прошлом, о простых добродетелях, о тихой жизни и покорном принятии смерти.

Все это не осталось незамеченным для членов Свободной Пятерки. Хотя они не высказывались на эту тему – для них этот дом был жутковатым и иногда «милым», – они ощущали там течение времени. Это был старый дом. Он придавал их беседам значимость, что тоже являлось одним из факторов, способствовавших тому, что он стал очевидным и «подходящим» местом для завершения всей этой истории с Барбарой. Это было правильно.

Но Барбара не пошла туда добровольно.

Хотя дети обмотали ее веревкой, которой хватило бы на нескольких заложников, они, тем не менее, были вынуждены оставить ей возможность двигаться, пусть и по-змеиному. Ряд чисто практических моментов – ее вес, прохождение поворотов и открытых пространств – не позволяли нести ее на какой-нибудь подстилке. А отчаявшаяся Барбара была все еще сильна.