Пойди туда — не знаю куда

В Ростовский военный госпиталь Алексея доставили в состоянии комы. В начале четвертого пополудни началась операция на черепе. Около семи вышедший из операционной полковник медицинской службы Бахтияров, увидев сидевшую в коридоре Василису, удивленно воскликнул:

— Глотова, Люба?!

У этого усатого красавца, тогда совсем еще не седого, она работала медсестрой — там, в Афганистане.

— Твой? — спросил Эльдар Вахидович.

— А то чей же, — опустив глаза, сказала его бывшая сослуживица.

— Ничего, мужик здоровый, функционировать будет.

29 мая в половине второго ночи подполковник Селиванов пришел в себя.

— Узнаёте? — улыбнулась Любовь Ивановна.

— Узнаю, — прошептал Алексей. — Вы… ты Люба.

— А мы что, на брудершафт пили?

— Кажется, пили… нет, точно пили!

И Василиса, которой заведующий хирургией полковник Бахтияров выписал постоянный пропуск, бледная, усталая, вот уже вторую ночь не смыкавшая глаз, все-таки нашла в себе силы улыбнуться по второму разу:

— Ну, а коли уж пили, значит, тебе, красавцу, утка нужна… Помочь или сам справишься?

Часа через полтора подполковник Селиванов заснул. Дыхание у него было спокойное, кривая на мониторе нормальная.

Все тот же профессор Бахтияров помог медсестре Глотовой поселиться в офицерской общаге по соседству с госпиталем. Комнатушка была крошечная — койка, стол, стул.

— И удобства, Дуреха, в коридоре, — оглядываясь, вздохнула Василиса. — Так что ты не волнуйся, крупногабаритных мужиков мы тут принимать ни в коем случае не будем. Вот так-то!..

Мужчину, который постучался к Василисе в 11.15 по московскому времени, уж никак нельзя было назвать крупногабаритным.

— Разбудил?! — искренне огорчился майор Вячиков, тот самый хлопотун в штатском, которого Василиса окрестила про себя Попрыгунчиком. Он нетерпеливо топтался за дверью, пока Любовь Ивановна приводила себя в порядок, а едва войдя, так сразу и бухнул:

— А ведь он, похоже, действительно жив, ваш Царевич!

По словам Павла Петровича, прояснявшего ситуацию по своим, как он выразился, «каналам», капитана Царевича совсем недавно, недели три назад, видели в лагере полевого командира Беслана Борзоева. Информация эта поступила от нашего военнопленного, лейтенанта, выкупленного родителями, иркутскими коммерсантами, за крупную сумму в иностранной валюте.

— В том-то и дело, — схватив себя за нос, задумчиво сказал майор Вячиков, — в том и загвоздка, что лагерь этот — специального назначения… Ведь ваш друг…

— Он мне не друг, а муж, — поправила Василиса.

— Ведь Эдуард Николаевич — человек, насколько нам известно, не шибко состоятельный, а там, у Большого Беслана, в основном выкупные: иностранцы, священники, работники госаппарата, дети бизнесменов…

— Но ведь он еще и журналист!

— Да в том-то и фокус, что капитан Царевич — журналист военный! А таковых они, как правило, расстреливают на месте, потому как считают разведчиками… Непонятно, странно!..

И тут майор Вячиков, дернув себя за ухо, резко ушел от темы разговора.

— Любовь Ивановна, — глядя в окно, сказал он, — а где вы овладевали навыками практического энэлпи?

— О чем это вы? — удивилась Василиса, тщетно пытавшаяся растереть красное пятно на правой отоспанной щеке.

— О нейролингвистическом программировании, — пояснил сослуживец подполковника Селиванова, глядя почему-то в пол, а не на Василису. — Насколько я понимаю, именно этим методом вы нейтрализовали сотрудников Новоцаповского райотдела…

— Это когда кроссовкой в морду?

— Зачем же! — так и подпрыгнул майор Вячиков. — Вот уж как раз наоборот, когда тихо и мирно всех голубчиков под ключ в одну камеру.

— А-а, — сказала Любовь Ивановна и пошла на общую кухню ставить чайник. Когда она вернулась, Павел Петрович, если его действительно так звали, поерзав на табуретке и почесав сначала коленку, а затем затылок, предложил ей поработать в Чечне — «Ведь вы же все равно туда поедете, ведь правда же?!» — на его, как он туманно выразился, «серьезное ведомство».

От неожиданности Василиса чуть не облила майора Вячикова из заварного чайника:

— Это вы что, вербуете меня, что ли?!

— Ах, да нет же, я же не в том смысле! — взвился под потолок лысый Попрыгунчик, но было уже поздно.

Василиса, дав гостю допить чашку, вежливо, но решительно выпроводила его за дверь:

— Извините, у нас тут разговор. Сугубо женский…

— С кем это? — пытаясь вернуться, сунул лысину в щель озадаченный майор, в ответ на что Любовь Ивановна выдавила чужую голову со своей территории и, накинув на дверь крючок, злорадно ответила:

— С ней, с моей нейролингвистической программисткой!

— Но хоть по городу-то, как обещали, походите? — заскребся снаружи незадачливый агитатор.

В следующее мгновение фаянсовая, с синими василечками чашка вдребезги разбилась об фанерную филенку и незнакомый майору Вячикову визгливый женский голос укоризненно произнес:

— А еще ведьма называется! Посуду-то зачем бить?! Глазами, гипнозом их, козлов, надо способности лишать… Ну, чего вытаращилась, способностей ихних жалко?!