Поиграем

— Я самый эгоистичный человек на свете, верно? — Я закрыла глаза и прижала руку к надгробию. — Но если я скажу «нет»… Я боюсь оставаться здесь, Мел. Я чувствую, как тону. И никого это не заботит. Никого, кроме Джима. И я люблю его за это. Ведь это что-то значит? Имеет значение?

Порыв ветра внезапно обрушился на меня, и в моем теле на мгновение все стало на свои места.

— Да, — я слегка улыбнулась. — Я думаю, ты ответила бы так.

* * *

— Папа, время спать.

Как всегда, отец сидел перед телевизором, и мой голос испугал его. Он нахмурился, но кивнул, и я пошла за инвалидной коляской, на которой перевозили его в спальню.

Мама не вернулась домой после смены в закусочной. Она позвонила и сказала, что работает сверхурочно у Эла. Я мысленно плакала, когда разговаривала с ней, потому что надеялась увидеться в последний раз. Мне придется обойтись письмом. Письмом-объяснением. Письмом-извинением. И это будет письмо о прощении.

Я помогла папе сесть на кровать, и он улегся ко мне спиной.

— Папа.

Он хмыкнул.

— Пап.

— Что? — раздраженно выдохнул он.

Прежде чем я смогла остановиться, слезы вырвались и полились по моим щекам. Я облизнула соль на губах, выдохнула, и через силу сказала, скрывая слезы:

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

В тусклом сиянии из прихожей я увидела, как он напрягся.

А затем, медленно расслабился. Но не повернулся ко мне. Он уставился на стену. Затем, тоном, который разбил мне сердце, с сожалением и печалью прошептал:

— Я тоже тебя люблю, девочка.

Мое тело вздрагивало от попыток удержать всхлипы, и я выбежала из комнаты, не пожелав спокойной ночи.

Прощай.

Я схватила куртку с крючка, надела ботинки и снова проверила рюкзак, чтобы убедиться, что у меня есть все необходимое. После посещения кладбища, я вернулась в Донован и опустошила свои сбережения и банковский счет. Я оставила большую часть в конверте с письмом к маме и отцу, и положила его на подушку.

Остальное взяла с собой, хотя их, вероятно, хватит только на Вегас.

Я дважды проверила наличие паспорта, и почувствовала тошноту.

Наконец, часы на телефоне показали полночь.

Вытерла слезы, не желая, чтобы Джим подумал, будто я сильно переживала, принимая решение уехать с ним, и выскользнула из дома на Уэст-Вашингтон-стрит.

Я заметила на улице «Мустанг», Джим вылез из него и мы поспешили друг к другу. В груди так сильно колотилось сердце, что думала, оно сейчас взорвется.

И затем я оказалась в руках Джима, он крепко меня обнял, успокаивая жесткую дрожь проходящую сквозь мое тело.

— Ш-ш-ш, — прошептал он, целуя мои волосы. — Теперь все будет хорошо.

Я надеялась, что Джим прав, потому что мы уезжали в Вегас, и я собиралась поставить на него все что у меня было.

Глава 5

Эдинбург, Шотландия.

Спустя 3 года, июль 2014.

Заправив рубашку-поло в штаны, я кинула секундный взгляд на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что все аккуратно. Я ненавидела видеть себя в форме. Внутренне вздохнув, прикрепила бейджик со своим именем над левой грудью. Когда Джим появился в зеркале позади меня, я зачесывала волосы назад в длинный хвостик.

Он обнял меня за талию и, глядя на меня в зеркало, уместил подбородок на плечо. Его волосы были растрепаны, щетина щекотала, и он кинул мне милую однобокую улыбку.

Два года назад, я бы с радостью накинулась на него. Но что-то изменилось внутри меня за три года замужества. Может быть, «изменилось» — слово неправильное.

Возможно, нужно использовать слово — «осознание».

— Мне жаль, что ты уже уходишь. Я начинаю только в десять. Мы с тобой могли бы многое сделать. — Он прижал меня ближе и сексуально улыбнулся.

Муж до сих пор меня привлекал. Так что, это что-то да значило. Но нечто вспенилось в моих чувствах, или, скорее, в — не-чувствах, и это заставило вырваться из его объятий.

— Извини, не могу.

Я направилась в нашу маленькую гостиную-кухню открытой планировки, и поняла, что он идет за мной.

— Хотелось бы, черт возьми узнать, что творится в твоей голове, — нетерпеливо выдохнул он. — Мне никогда не удавалась это сделать.

Не желая спорить перед работой, я посмотрела на него через плечо, обуваясь в свои удобные черные туфли.

— Я думала, это и нравиться тебе во мне.

Я заметила в его темных глазах обиду, прежде чем он закрылся.

— Сначала это выглядело сексуально. Теперь как плохая шутка.

Вина вспыхнула в груди, и я стала защищаться:

— Ты знал кто я когда женился на мне, Джим.

— Да, — кивнул он, рассердившись. — Просто подумал, после трех лет гребаного брака ты, время от времени, будешь впускать меня в свой мир.

Я подумала о прошлой ночи, когда отправила Джима спать на диван и посмотрела на него многозначительно. И это сделало его более злым, хотя в глазах и появилось тепло.

— О да, детка, ты легко позволяешь мне трахаться с тобой когда захочу… но не дай бог, я попробую тебя обнять.

Мы смотрели друг на друга как два противника, желая и задаваясь вопросом, почему должны вести один и тот же разговор каждые несколько недель. Такое ощущение, что мы сражаемся не менее года.

— Это из-за колледжа? — сорвался Джим.