Поиграем с Лайм (СИ)

— Как же так, — заплакали дети. — У нас таки много маны, мало лута, мы из одной фракции и собираемся дать гёлистанкам бой после зверолюдов.

— Ви из одной фрикции и поллюции вашего папы-скорострела. Идите реветь на кухню в горшок с мясом, так хоть сэкономим на соли.

Когда завсегдатаи сочувственно похлопывали детин по плечам, сэр Сим попытался оттянуть момент дальнейшей расправы и осведомился:

— Ева, а кто эти гёлистанки, что за война?

От уменьшительного имени хозяйка таверны смягчилась. Окликнула из тени ледащую старуху в лохмотьях, бросила ей вареный мосол из горшка. Ясновидящая благодарно заурчала, зашипела, настраиваясь на прямой эфир, и дикторским голосом сообщила:

«Но что это, уважаемые зрители? Братья Кроликовы сплотились вокруг зеленогрудой девушки. Похоже, ей предстоит стать новой Аннабель Чонг. На помощь идут гёлистанки. Смешались в кучу кони, люди. Такой себе гэнг бэнг. Следом пришли зрители, судьи, кочевники, инквизиторы. Такого прихода мы не ждали от порошка Золотой Орды.

Только-только на пышногрудой зелёной девушке сорвали одежды, чтобы полакомиться салатовым телом, сами принялись облизывать гениталии друг дружки. Колдовство, дорогие зрители. И похоже, любовное. Даже старички-инквизиоры вспомнили молодость и вместо БДСМ занялись обычным gyolistanteen porn. Какой же забористый бульон у этой лаймовой девчонки! Груди налитые, дыры растраханные, минет с каким заглотом делает. Ах, ты, сука-а».

— Лаймовый. Лайм! — закричал сэр Сим, вскакивая из-за стола.

Ясновидящая забулькала, замолчала, потеряв канал эфира. Завсегдатаи воздели к верху потные ладошки и возмутились: «Ну, бли-и-ин, почти кончили».

— Сеньора Женевьев, я должен ехать! — Рыцарь стремительно встал из-за стола.

— То есть назвал «Евой», раззадорил будущую вдову — и ехать? — Обладая невероятной физической силой, она без труда утянула его за стойку.

— Сеньора, — с натугой прошептал сэр Сим. — Я только туда и обратно. А потом можете владеть моим вторым мечом сколько угодно.

— Да зачем мне твоя дубинка. — Сально улыбнулась женщина, поднимая замызганные юбки. — Мне таки нужно зарядить твою пушку.

Между ног она наскоро закрепила здоровенный каучуковый страпон, которым охаживала неплательщиков. Жерло пушки сэра Сима предательски сжалось.

Выезжал засветло. На седло Женевьев, вновь обратившись в язвительную бабу, подложила мягкую попону. О рыси нечего и говорить — уже через час саднило междуножье.

Нельзя сказать, что было адски больно. Всё зависит от ретивости и дремучести партнёра. Сеньора — нет, уже госпожа — Женевьев оказалось опытной в таких делах: обильно смазала маслом, входила аккуратно, двигалась методично. Было не столько мучительно, сколько неприятно и унизительно. Унизительно, что сам кончил несколько раз, ревя от восторга и яркости ощущений; унизительно, когда после окончания коитуса с опаской ощупал неудобьсказуемое место, и оно очень походило на женскую вагину.

И всё-таки медленно, но верно рыцарь достиг Сиськохолмья. По легенде, великанша Рафа потеряла тут девственность, да так и осталась лежать; от частей тел её позднее образовалась страна Рафляндия. Сиськохолмье — две сопки, укрытые снежными сосцами; далее шла тёплая долина, защищённая от ветров и наконец зона бикини — Трахолесье, где обитала разная волшебная сволочь от зверолюдов и гоблинов до фей и мавок. Непокорные церкви народы были под вечным подозрением инквизиции, промышлявшей где разбоем, а где психотерапией. Сэр Сим от души надеялся не встретить фанатиков, от которых ему немало доставалось по вере. И конь начал шалить: ржать, вырывать поводья, страдать от испарины. Не иначе ведьмы близко. Не хватало ещё ехать ночью одному.

К вечеру он достиг деревни, в отличие от столичных окрестностей лишённых лоска, и иначе как медвежьим углом её не назовёшь — так, три десятка почерневших домишек с пузатыми амбарами, приземистыми овинами, да плохонькой церквушкой, едва-едва обмазанной известью по цоколю. Вслед рыцарю забрехали все собаки, полетели в спину две полешки — нечего тут разбойнику ходить. Свечей не жгли, темень быстро сгущалась. Слава пророку Амосу и близости большой дороги нашлись хоромы с медным отсветом слуховых окон — харчевня. Жаль нет ни медяка переночевать. Слуга принял поводья, рыцарь нырнул в низенькую дверь сеней.

Харчевня освещалась жаровней посреди комнаты, да сальными светильниками. Под ногами скользила гнилая солома, бегали заполошные куры, несло вонью нужного чулана и навоза. Четыре стола с лавками, за ними развесёлая братия домогается двух бабёнок. Стоящая при них горбунья в видавшем виды плаще, лупила клюкой всякого, кто подступался без денег.

Хозяин, толстощёкий, уверенный человек, в засаленном фартуке, окинул взглядом почерневший от времени дублет рыцаря, дешёвого сукна бриджи и просящие каши сапоги и продолжил подливать пива в деревянные кружки гостей.

— Руки прочь, вонючие дупы, — с гонором приговаривала горбунья. — Эти девы возлежали в шелках и давились дорогим вином. Изо рта их несёт смоквой. Едал ли кто из вас, сучьих детей, смокву? Едал, так тот достоин с ними возлежать.