Поиграем с Лайм (СИ)

Почти растворившись, чужими глазами, руками, алчностью и ненасытностью, ощутила несгибаемую струнку. Чувство определило сущность, любопытство — взгляд, новизна — тело. Слизи оказалось так много, что по огровой коже цвета лайма как пот стекала влага. К ней умоляюще тянули руки и лапы, но девушка-огр всех отвергла. Прищурилась. Струнка обрела образ молодого человека, знакомого по прошлой жизни. Знакомства мимолетного, недостойного памяти, но и эта малость помогла уйти от забвения. В бытность свою они сражались на мечах как враги, сломав клинки, боролись как противники; когда пот их смешался с иными жидкостями, перепихнулись как любовники. Любовь. Они провели несколько дней вместе, сминая в страсти поля, лесные чащи, стога сена, картофельную ботву и крестьянские кровати, куда их пускали хозяева, рассудив, что так молодые меньше нанесут вреда подворью. Но однажды Лайм взглянула на рыцаря после объятий и увидела улыбающегося во сне ребёнка. Страсть проходит — что потом? Она тихо собралась и исчезла. Огр и человек — плохая пара. Люди любят по-другому. Как? Молодая воительница не знала ответа.

— Я пришёл к тебе… — глухо, неуверенно проговорил человек с голубыми глазами. — Я хотел сказать…

Рыцарь ожидал видеть ожившую влагу по имени Лайм, но встретил старую любовь. Он вспомнил, чем приглянулась девушка цвета моря, но никак не мог признаться себе, кого любит более. Она или не она?

— Простите, но помните обо мне? Я странствующий рыцарь Сим. Наша встреча…

— Говори, говори, — с нажимом потребовала Лайм. Ни смысл сказанного, ни голос не интересовали её, только воспоминание как ниточка, которая не даёт утонуть в бездне похоти.

— Ты мне снишься, — наконец пошёл напопятную сэр Сим. — И наяву мне видятся твои глаза цвета моря. Волосы морских глубин. Я встретил девушку, которую тоже звали Лайм. Мне казалось, что я люблю её, потому что ты бросила меня. Но нет, не та. Я… я люблю тебя.

— Ты меня хочешь, — разочарованно заключила девушка, теряя нить.

— Нет, не так. — Сим покачал головой. — Это настоящая любовь. Оно выше. Оно мучает меня.

— Так просто оторвись на мне. — Лайм пожала плечами, удивляясь робкой похотливости, которую рыцарь прикрывает другим словом.

Сим негромко взревел, от беспомощности обхватив себя за плечи

— Ты разве не чувствуешь, — закипая от гнева спросил он, — ничего, кроме распутства? Любовь — страдание. Это странно, да. Но если ты разделишь его со мной, будет не больно. Да что же я болтаю… Господи, да за что же ты наделил чувствами, каких не объяснить!

Лайм коснулась его груди. Среди вожделения, душевной пустоты, украдкой, словно стыдясь, теплилось нечто необъяснимое. По-другому и не скажешь — то, что мучает, то, что выше, то, что не объяснишь на словах. То, что рыцарь зовёт любовью? Лайм этого не знала. Но эта была та самая струнка, которая отвлекла её от похоти. Чем бы то ни было за него нужно держаться, чтобы не сгинуть за здорово живёшь.

— Я… я хочу разделить с тобой боль, — доверительно сообщила Лайм рыцарю, по-щенячьи склонив голову. — Но я не знаю как.

Сэр Сим не верил ушам. В порыве чувств подхватил девушку, прижал к груди, вдыхая аромат травы после дождя. Глядя друг другу в глаза, они двинулись к церкви. Туман торопливо сбегал в лощины, ночную мглу сполоснули, оставив сушиться выцветшее небо в раскалённой добела полоске рассвета. Истерзанная земля покрылась инеем, кое-как прикрыв щербатые пущи. Подобно нечисти расползались по чащобам люди и нелюди, стыдливо прикрывая срам, с изумлением и страхом вспоминая минувшие безобразия.

— Слава богу! — крикнули им женщины, замершие у покосившейся звонницы. — А мы уж думали: церковь рухнет.

Мадам Полиссон осторожно сворачивала в бунту бечёвку, раздобытую у познавших радость бондажа гёлистанок. Один конец её тянулся к бриджам рыцаря, другой — впился в доски звонницы. Казалось — ещё одна эрекция и сооружение рухнет. Конечно мастера бондажа закрепили верёвку как можно безопаснее, но то, что любовь есть страдание сказано не только от бури чувств.

— Милый, ты меня любишь? — на всякий случай уточнила Лайм.

— Да, да, дорогая, — с уверенностью заверил её сэр Сим.

Наказание мамаши Женевьев и задумка мадам Полиссон ставили крест на мужском достоинстве. Пусть. Он будет любить жену платонически. Член предательски дрогнул, ощутив счастье бондажа. Но Лайм было всё равно. Она чувствовала струнку, едва напоминая рыцарю о непонятной любви.

— Мадам Полиссон, — хриплым от волнения голосом сказал рыцарь, — как я могу отблагодарить вас?

— Нас хранит Провидение. — Покачала головой горбунья. — Мы познакомились с гёлистанскими девушками, они тоже ищут чистую любовь. И хоть пути наши разные, мы хотим основать странствующий орден Сестёр милых сердцем. В жизни нам, женщинам, не хватает милосердия и скидок в Л'Этуаль.

— Милый, что такое Л'Этуаль?

— О, моя девочка, — проворковала мадам Полиссон, — в любовной жизни нужно узнать что такое Ашан и Леруа Мерлен — бонжурийские строители семейных гнёздышек.