Вот это расстройство по поводу дружбы с ней и не имеет никакого смысла. Ни для людей, что знают меня, такие как Гаррет, например, ни для меня самой. Я не последователь. Я прекрасно прокладываю свой собственный путь, и не хочу отказываться от своей индивидуальности, чтобы соответствовать кому-либо. Так почему же я так сильно жажду признания?
— Думаю, я просто хочу чувствовать, что у меня есть место в этом мире, что люди любят меня такой, какая я есть.
— Но тебя любят, — возражает Гаррет.
— Не совсем. Все, кто важен в моей жизни, пришли через Картера.
— И что? Ну, я понимаю о чем ты. Но лишь потому, что они нашли Картера первыми, не значит, что они не любят тебя за все, что в тебе есть. Я точно знаю, что Оливии и Каре очень повезло с тобой. Ты сомневаешься в этом?
Я вспоминаю, как Оливия плакала из-за моего предложения о работе, от мысли о том, что я переезжаю на другой конец страны. Как она, совсем как мама, хочет, чтобы я следовала своим мечтам, но хотела бы, чтобы я смогла сделать это здесь, рядом с ней, с нашей семьей. Я думаю о Каре, которую так легко убедить сохранить наш секрет в тайне не только от Картера, но и от ее мужа. То, как она сжала мою руку и прошептала мне на ухо «
— Они получили двух Беккетов по цене одного, Дженни, и я тоже. Мы все любим тебя такой, какая ты есть, а не за то, кто твой брат. Мне жаль, что кто-то когда-либо заставлял тебя чувствовать, что все, чего ты добилась — это быть сестрой Картера. Это неправда.
Я делаю глоток горячего шоколада, чтобы осмыслить его слова, почувствовать любовь, о которой он говорит, и позволить себе поверить в это. Когда я убираю кружку, Гаррет усмехается.
— Что? — Я провожу пальцем по уголку рта. — Сливки на губах?
Его ладонь обвивается вокруг моей шеи, притягивая меня ближе к нему, его губы касаются кончика моего носа. Когда он отстраняется, его язык высовывается, слизывая взбитые сливки с моих губ. Он сидит сложа руки, терпеливо ждущий, улыбающийся.
Я делаю глубокий вдох и прыгаю в воспоминания.
— Кевин был моим парнем в старших классах. — Моим
Челюсть Гаррета напрягается, кулаки сжимаются. Он думает о том же, что и Картер — что Кевин воспользовался мной, о том, как горе потрясло меня до глубины души. Сейчас я вижу это ясно как день, но тогда я не видела этого. Тогда мы с Картером слишком часто ссорились из-за этого.
— Кевин хотел заняться сексом, но я хотела подождать. Я не чувствовала себя готовой и была напугана. У него был опыт, и он даже был с некоторыми девочками из старших классов. Он сказал, что не против подождать, но это не мешало ему намекать мне на это каждый раз, когда мы оставались наедине. К концу выпускного года я чувствовала лишь давление с его стороны. Давление, вынуждающее пропускать занятия, пить с друзьями, заниматься сексом, как все остальные, просто… вписываться в тусовку.
Острая боль глубоко пронзает мою грудь, каждый вдох становится тяжелее предыдущего. Кончики пальцев Гаррета скользят по моей шее, и ослабляют напряжение настолько, что я снова могу дышать.
— Кевин начал намекать, что ему становится скучно, что он мог бы пойти куда-нибудь еще, чтобы получить то, что он хочет. Сейчас я бы послала его, но тогда я слишком боялась остаться одна. Однажды вечером, когда его родителей не было дома, он устроил большую вечеринку, и все уговаривали меня выпить.
В глазах Гаррета вспыхивает ярость. Таким я его еще не видела, и я его понимаю. Я была и продолжаю придерживаться отказа от алкоголя. Никому не нужен предлог, чтобы сделать это, но алкоголь украл у меня моего отца — и это более чем достаточная причина, чтобы перестать пить. Тогда мои «друзья» не уважали это, и это должно было быть достаточным предупреждением для меня.
Но хуже всего?
— Это случилось через пару дней после годовщины смерти моего отца. Картер был на десятидневном выезде, и я просто…
— Ты не хотела, — впервые заговаривает Гаррет. Он смотрит на меня, и мое лицо смягчается. — Ты не хотела заниматься сексом. Ты просто хотела почувствовать что-то другое. И он воспользовался этим.