Поиграй со мной

— Я бы с удовольствием выпила чаю и съела «Орео». Картер положил печенье на холодильник, куда я не смогу дотянуться, а чайные пакетики в кладовке.

Адам неторопливо подходит ко мне на кухне, пока я готовлю чайник, выглядя чертовски неловко и к тому же немного напуганным.

— Послушай, приятель, — осторожно начинает он. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, чувак.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — пытается он снова.

— Спасибо, приятель. Ценю это. — Я наливаю кипящую воду на чайный пакетик, наблюдая, как он меняет цвет. — Я тоже хочу, чтобы ты был счастлив.

— Э-э, верно. Но для того, чтобы быть счастливым, ты должен, э-э… — Он нервно проводит рукой по волосам, обводя взглядом комнату, прежде чем наклониться ближе и прошептать. — Оставаться в живых.

Я сдерживаю желание рассмеяться только потому, что его беспокойство искреннее, а также потому, что не планирую умирать. Честно говоря, я удивлен, что ему потребовалось так много времени, чтобы прийти в себя. Держу пари, он кипел всю неделю.

Я украдкой оглядываю комнату. Все заняты, и самое главное, Картер все еще поет.

— Послушай, это было всего один раз. Это больше не повторится. — Врать Адаму кажется странным. Мне это не нравится.

— Этого вообще не должно было произойти, — кричит он шепотом. — Ты совершил ошибку!

Я вскидываю руки.

— Я все время совершаю ошибки, чувак! — Я кладу руку на грудь, чтобы успокоить свое прерывистое дыхание, пока ситуация не накалилась еще больше. К тому же, Кара наблюдает за нами из гостиной. Мне не нужно, чтобы она снова совала сюда свой нос. Это чудо, что мы вообще выбрались. — Послушай, все, что мы делали, это целовались.

— Ты сказал, что дезинфицировали!

— Да ладно, чувак! Ты вообще был пьяный? Что ты помнишь?

— Зачем дезинфицировать, если все, что вы делали, это целовались?

— Э-э, потому что Джен- она… неряшливо целуется. Да, супер неряшливо. Я думаю, у нее такое расстройство, из-за которого у нее выделяется больше слюны. — Я вздрагиваю. — Супер странно. — Она оторвет мне яйца, если это дойдет до нее. — Все равно хорошо.

Адам закатывает глаза.

— Отлично, потому что мне определенно было интересно, как она целуется в засос. — Он наклоняется ближе, свирепо бросая обвиняющий взгляд. — Для начала, что ты вообще делал в ванной наверху с ней наедине?

— Все ванные были заняты.

— Все ванные комнаты были заняты ровно в полночь, когда все праздновали наступление Нового года?

Я поджимаю губы.

— Угу.

Адам качает головой.

— Ну, а что вы с Карой делали, когда пошли вместе в ванную наверху? — Я уклоняюсь, а не обвиняю, но он все равно стучит кулаком по моему плечу.

— Потому что все ванные комнаты были заполнены после полуночи, когда нам обоим нужен был туалет, и Кара сказала, что ничего и никого не ждала, придурок.

Я фыркаю от смеха, потому что мне вроде как нравится видеть Адама раздраженным, обзывающимся и все такое.

Он вздыхает, проводит пальцами по своим темным волосам, в голубых глазах читается усталость.

— Ты обещаешь, что это было только один раз?

Я почесываю уголок рта, бормоча.

— Обещаю — скрещивая пальцы, надеясь, что однажды Адам простит меня.

— Значит, ты позвонишь той девушке?

— Девушке? Какой девушке?

— Девушке с сегодняшнего дня! Фотограф!

— Ооо, точно, точно. Она. Да, я собираюсь позвонить ей. — Уже удалил ее номер.

Сьюзи неплохая. Она была милой и очень дружелюбной. Если бы я был свободен, возможно, я бы пригласил ее куда-нибудь. Но я недоступен. Я не думаю, что я доступен. Верно?

Ну, в любом случае, она не Дженни, и это единственное, что имеет значение. Она единственная женщина, от которой я не могу отвести глаз.

Когда Адам, наконец, достаточно удовлетворен, она заходит на кухню.

Она берет кружку, и я наполняю ее горячей водой. Она опускает в нее чайный пакетик.

— О чем говорили?

— Просто хотел убедиться, что ничего не происходит.

Дженни прислоняется к стойке, пряча улыбку за кружкой.

— Бедный Адам. Мне неловко врать такому милому мужчине.

— Я тоже, особенно когда его главное беспокойство — остаться в живых.

Дженни хмыкает, кивая.

— Верно.

Я наклоняюсь к ней, и когда наши руки соприкасаются, я переплетаю свой мизинец с ее.

— Караоке было подарком для тебя или для Картера?

Дженни хихикает.

— Ну и что, что я тоже люблю петь.

— Я думаю, ты была рождена, чтобы играть на сцене.

— Рожденная сиять, детка. — Песня заканчивается, и Дженни, вскинув обе брови, смотрит на меня, убирая руку и направляясь в гостиную со своим чаем. — Следующий Гаррет! Он хочет спеть что-нибудь из Моаны!

Я бы предпочел этого не делать, но Кара вскакивает, заявляя, что споет со мной, и, прежде чем я успеваю опомниться, я уже спел половину песни, а Дженни все это время не перестает смеяться. Мне нравится быть причиной ее смеха.

Когда я наконец сажусь, запыхавшийся и голодный, Картер лопает мой пузырь счастья.

— У Гаррета свидание.

У меня отвисает челюсть, взгляд мечется к Дженни.

— Что? Нет.

— Ну, пока нет. Он получил номер телефона фотографа с сегодняшней съемки.

— Она-она-она… она дала его мне!

— Они все время флиртовали, — продолжает Картер. — Они были так увлечены друг другом.