— Нет, мэм, ни в коем разе. А было бы легче, если бы он.
— В каком-то роде. Опять же, поэтому-то, видать, папе твоему и делается всё хуже и хуже. Он, понятно, не хотел бы, чтобы ещё кого-нибудь убили, но хочешь не хочешь, а задашься вопросом: всё ведь прекратилось, так, может, это и правда Моуз? Неужто он защищал виноватого? А если не Моуз, тогда кто? Если бы он поймал настоящего преступника, ничего бы такого со стариком не случилось.
— По-моему, когда папа на приёме в честь Хеллоуина проговорился ненароком, что кого-то арестовал, тогда-то он и запустил всю эту цепочку. Вот поэтому-то он и чувствует себя таким виноватым.
— Ага, но ведь не сказал же, кого арестовал и где держит, правильно?
— Да, мэм.
— А потом или мистер Смут, или мальчишка, который помог приковывать Моуза, или оба — могли же они проболтаться? Вот, видать, и проболтались. Это и объясняет, как все узнали, что Моуз под подозрением и где он находится. Об этом и думать-то нечего, и так всё ясно. Целенаправленно или же по глупости, а не удержали они язык за зубами. Следующая деталь — кто-то приезжает и оставляет предупреждение, что Моуза, мол, собрались повесить. Кто бы это мог быть?
Я покачал головой.
Она продолжала:
— Могло быть так, что кто-то об этом прослышал, да и захотел спасти старика. Теперь это очевидно, разве не так?
— Да, мэм.
— А если, скажем, это и был убийца — знал ведь, что Моуз не виноват, вот и решил спасти беднягу?
— Но зачем бы убийце его спасать? — возразил я. — Казалось бы, этого-то ему и надо, чтобы обвинили кого-нибудь другого.
— Так, может, убийца просто не в силах удержаться. Им двигает что-нибудь другое. И не хочется, чтобы обвинение пало на невиновного… А вот этот Грун. Не он ли предупредил папу?
— Может, и он.
— Видать, услышал, что затевается, да и захотел вытащить Моуза и Джейкоба. Может, не хотел видеть, как безвинный гибнет за то, чего, как сам он знает, тот не делал.
— Потому что это сделал он?
— Этого я не утверждаю, только строю предположения.
— Да, но — мистер Грун?!
— Опять же, всего лишь предположение. Читывала я кое-какие детективные романы, и если что-то из них и вынесла, так это, что каждый человек — подозреваемый. Кроме нас с тобой, Том, мамы и папы, конечно. Подумай об этом. Что такой человек, как Грун, окажется членом Клана, ты ведь тоже не ожидал, а?
— Нет.
— И вот ещё что. Грун. Разве это не еврейская фамилия?
— Не знаю.
— У себя, на западе Техаса, знавала я некоторых Грунов, так они, насколько мне известно, были евреями. Фамилия звучит как немецкая, только вот ничего подобного. Еврейская это фамилия. Сдаётся мне, тот Грун, о котором ты говоришь, может быть, и немец, но те, кого я знавала, те были вовсе не немцы. Евреи, чтящие Моисеев закон… Если этот тутошний Грун окажется евреем, какая же это будет ирония!
— Ирония?
— Вроде как противоречие самому себе. Вот что это значит. Видишь ли, евреев в Клане тоже не шибко-то жалуют. Но этот у них так давно, что его уже и за еврея-то не считают. В церковь ходит, поди.
— Он баптист, как мама, — сказал я.
— Говоришь, после того, как оставили записку, ты видел машину с разбитой фарой?
— Да, мэм.
Какое-то время мы ехали в тишине, потом бабушка сказала:
— Сейчас, только вот разверну этот драндулет.
Мы подъехали к лавке Груна. На заднем дворе, под громадным пеканом, стоял его припаркованный чёрный «форд». Бабушка сбавила обороты и остановилась позали него. Наклонилась вплотную к ветровому стеклу и внимательно сощурилась.
— Обе фары целые, — сообщила она. — Что ж, может, и починил. Долго ли умеючи? Я и сама как-то фару меняла. Где бы он тут мог достать запчасти для фары, Гарри?
— У нас в городе нету автомастерской, — сказал я.
— А кто тут автомеханик?
— Здесь каждый в основном сам себе что надо делает, — ответил я. — Если что-нибудь серьёзное, везут машину в Тайлер. Там ему и пришлось бы покупать детали.
— Если только у самого в запасе не лежало, — проговорила бабушка. — И уж точно вдоволь было времени, чтобы починить.
— Да, мэм, по-моему так.
— Мы же никуда не спешим, правда, дружок?
— Нет, мэм.
— И, говоришь, у этого доктора Тинна имелись кое-какие догадки насчёт убийц подобного толка?
— Он, кажется, страсть какой умный, бабуль. Куда как умнее, чем доктор Стивенсон.
— Отчего бы нам тогда к нему не скататься?
— Не знаю, бабушка… Ну, в смысле, знаете ли, белая женщина в цветном городе говорит с чёрным мужчиной…
— Уж я-то за себя смогу постоять!
— Да, мэм… Я имею в виду, что доктор Тинн… Вот вы с ним говорите, а он — цветной, да ещё слывущий наглецом, потому что умный и потому что доктор… Пойдут нехорошие слухи… Может получиться, как с Моузом.
— В чём-то ты прав, Гарри. Но я ведь это не ради себя. Я же хочу помочь Джейкобу. Да и не станем мы впутывать доктора Тинна ни в какие неприятности… Папаша Трисом всё ещё там, так и держит свой магазин?
— Да, мэм.
— Тогда есть один способ.
Бабушка развернула автомобиль, и мы направились в Перл-Крик.
18
Приблизились мы к Перл-Крику, и бабушка сказала: