Поймай меня, если сможешь

Одна из моих любимых телевизионных программ – это «M*A*S*H»[23], комедийный сериал о вымышленном армейском медицинском подразделении на фронте Корейской войны. Я ни разу не посмотрел серию «MЭШ», не припомнив свою «медицинскую карьеру» в Смитерс. Думаю, несколько врачей в Джорджии сегодня тоже не могут посмотреть сериал, не припомнив о некоем старшем ординаторе.

Моя первая вахта задала тон всем последующим «дежурствам». С того самого мгновения, когда я уступил мольбам Колтера, я прекрасно сознавал, что есть лишь один способ осуществить мой монументальный блеф. Если я намерен объегорить семерых интернов, сорок медсестер и несколько десятков человек вспомогательного персонала, то должен создать впечатление, что я этакий фигляр от медицины.

Я решил принять образ безалаберного, бесшабашного, вечно подшучивающего паршивца, которому до лампочки, соблюдаются ли правила, вбитые в голову в медицинской школе, или нет. И начал свое представление в ту самую минуту, когда прибыл на дежурство в первый же вечер, а Бренда встретила меня в кабинете старшего ординатора. Оказывается, Колтер не шутил. Она улыбалась.

– Вот, доктор, ваш халат и ваш стетоскоп, – провозгласила она, вручая мне означенные атрибуты профессии.

– Эй, тебе вовсе незачем трубить в ночную смену, – заявил я, натягивая белое одеяние. – Когда Колтер сказал, что назначит тебя в эту смену, я думал, он шутит. Завтра я с ним потолкую.

– Он вовсе не назначал меня, – бросила она на меня озорной взгляд. – Я попросила старшую сестру перевести меня в эту смену на время – время твоего пребывания.

Тут же вставив наконечники стетоскопа в уши, я полез к ней под блузку, чтобы приложить его головку к левой груди.

– Я всегда знал, что сердце у вас на нужном месте, сестра Стронг, – сказал я. – И что там у нас первое на повестке дня сегодня вечером?

– Не это, – отвела она мою руку. – Я бы советовала тебе провести обход, проверить больных, прежде чем проверять постель.

Педиатрическое отделение занимало весь шестой этаж больницы. В него входили неонатальная палата с примерно дюжиной новорожденных и три крыла для детей, выздоравливающих после болезней, травм или хирургического вмешательства, а также для детей, поступивших для диагностики или лечения. В целом под мой надзор попало около двух десятков детей в возрасте от двух до двенадцати лет. К счастью, в техническом смысле они вовсе не находились на моем попечении, поскольку за каждым ребенком был закреплен собственный лечащий педиатр, прописывавший все лечение.

Моя роль сводилась исключительно к надзору и наблюдению, хотя предполагалось, что я врач, готовый принять руководство в случае любой чрезвычайной ситуации. Я уповал, что никаких чрезвычайных ситуаций не будет, но все же подготовил план на подобный случай. Первые ночи я посвятил обработке интернов, опекавших больных на самом деле. Все они хотели стать педиатрами, и шестой этаж являл собой превосходный испытательный полигон для них. После нескольких часов наблюдения я счел, что все они по компетентности и способностям ничуть не уступают некоторым штатным врачам. Впрочем, не мне судить; с равным успехом можно пригласить невежду подтверждать теорию относительности Эйнштейна.

Но еще до утра я почувствовал, что всем интернам до единого я в роли руководителя понравился, и они вряд ли станут бухтеть.

Первая вахта была ленивой, приятной и шла без происшествий часов до семи утра, когда со мной вдруг связалась дежурная сестра по шестому этажу.

– Доктор, не забудьте перед уходом с дежурства подписать мне карточки, – сказала она.

– Э-э, ага, ладно, подготовьте их для меня, – отозвался я.

Подойдя к столу дежурной, я поглядел на стопку собранных для меня карт. Там было по карте для каждого пациента, где указывались лекарства, которые им давали, время, фамилии медсестер и интернов, проводивших лечение, и инструкции лечащих врачей.

– Вот здесь, – подсказала медсестра, указав на пробел на карте напротив комментариев старшего ординатора.

Я обратил внимание, что другие врачи писали на латыни. Или на греческом. А может, это был их нормальный почерк. Во всяком случае, я не мог разобрать ни слова.

И черт меня подери, если я хотел, чтобы кто-нибудь разобрал хоть слово из написанного мной. Так что в каждом случае я начертал какие-то иероглифы через всю карту и расписался столь же неразборчиво.

– Держите, мисс Мерфи, – проговорил я, возвращая карты. – Заметьте, я поставил вам «отлично».

Она рассмеялась. Я частенько вызывал смех во время последующих дежурств своими остротами, легкомысленным с виду подходом к серьезным материям и дурацкими выходками. К примеру, рано утром ко мне обратился акушер по поводу одной из своих пациенток – роженицы на стадии потуг.

– Не хотите ли вымыть руки и поглядеть? – предложил он. – По-моему, будет тройня.

– Нет, но позабочусь, чтобы у вас было достаточно кипятка и уйма чистых тряпок, – поддел я его. Даже он счел это уморительным.

Но я понимал, что ступаю по тонкому льду, и около 2:30 утра в конце моей первой недели лед дал трещину.