Поймай судьбу за хвост! (СИ)

Мой первый раз был отвратителен и я сделаю все, чтобы больше не вспоминать этот ужасный вечер. Ракеш поставил мне метку, не спросив меня о моих желаниях. Пусть я и бесправное существо в отношении Старшего клана, но все же это всегда обговаривали — рассчитывать на другую близость, имея метку было глупо и даже опасно. Кот или кошка, помеченные другим, могли быть осуждены, а порой и казнены за измену.

Ведь к вопросам собственности в нашем обществе существует вполне определенное отношение — к нарушившим закон снисхождение невозможно.

Посему забота Ракеша после его же тошнотворного поступка находила вполне простое объяснение — он раскаивался за грубость. Его, скорее всего, мучила совесть, даже если он не соврал в главном и его желание близости было искреннем.

Я был и остаюсь никем для него, та призрачная свобода и надежда, что, возможно, и у меня когда-нибудь появится шанс на собственное счастье, растаяла словно снежинка от неожиданного огонька. Теперь я останусь с Ракешем, пока не надоем ему. И когда это случится, когда он откажется от меня, я превращусь в тень, в никому ненужный мусор…

А пока мне предстоит терпеть издевательства Старшего ночами — или рыдать одному в постели, когда Ракеш выберет новую игрушку. При этом будет абсолютно неважно, будет ли все происходить на моих глазах или он станет исчезать по звонку, задерживаться на работе и приносить на своем меху чужой запах…

Меня так сильно трясло, что я не заметил, как машина замедлилась, а после остановилась, свернув к обочине.

— Таг, ну чего ты, — мягко произнес бенгал и потянул меня к себе.

Я всхлипнул — из носа текло, глаза застила пелена, не желающая сползать.

— Ну чего ты ревешь? — спрашивал он, утирая мне слезы и гладя по плечу. — Я снова тебя обидел? Прости, сам не знаю, что на меня нашло. Не собирался я снова вести себя как… Просто…

— Что? — всхлипнул я.

— Твои слова… ты сам виноват, — сердито бросил он.

— Зачем? — сдавлено выдавил я, едва ощущая, как сердце, достигнув предела, вновь избавляется от последних признаков жизни. Божественная, забери меня! — Зачем ты так со мной? Чем я тебя обидел? Я пытался сделать для тебя все что мог, пусть моя помощь и ничего не значит. — Слезы текли потоком, я ничего не видел. — Чем я заслужил твою жестокость? Неужели ты не видел, как я смотрю на тебя? Для чего это метка? Чтобы заставить меня возненавидеть свою жизнь?! Думаешь, приюта с меня недостаточно? Для чего ты спас меня из лап Граса? Чтобы растоптать лично?

— Таг, малыш, — Ракеш был растерян, он не имел ни малейшего понятия, как унять мою истерику. — Успокойся. Ты перенервничал. Ты не в себе. Сейчас мы доедем…

Я тоже не имел понятия, как остановить хлынувшие волной эмоции — оказывается, это я во всем виноват?!

— Ты просто не желаешь меня слушать! Ты всегда берешь, что хочешь, и тебе нет дела до чувств других. Я сказал, что не против метки, — слова мешались с солеными слезами. — Когда я говорил это, я просто имел в виду, что ты мне очень нравишься и…

Пауза повисла между нами мертвым дыханьем.

— …я люблю тебя. — Не имело смысла скрывать очевидное. Пусть все получит свое имя. — И хотел бы быть рядом. Но, Ракеш, ты бенгал, я сфинкс, о чем ты думал, когда оставлял на мне шрамы?! Ты устанешь от меня через месяц, но уже ничего нельзя будет исправить и в приют вернуть меня нельзя. Почему ты не выбрал Сесила? Вы подходите друг другу, вы почти ровня, — на сердце скребли острые лезвия рока. — Пойми, я не знаю, как станут смотреть на тебя и других котов рядом с тобой. Я слабый и знаю, что у меня нет права голоса, но справиться я не смогу. Я — сфинкс! Я всего лишь сфинкс! — Воздуха не хватало. — Сжалься, убей меня сейчас и, клянусь, мои последние слова станут словами благодарности. Ракеш, я не смогу, я не выдержу…

Новые рыдания накрыли с головой, но слез уже не было, лишь сухие болезненные судороги давили измотанную грудь.

Окно опустилось, затем распахнулась дверца и Старший вытащил меня наружу.

— Дыши, — повторял он раз за разом.

Слова птицей бились где-то снаружи, не способные проникнуть в сознание. Пощечина звонко резанула слух, заставив моргать. Ледяной воздух хлынул внутрь.

Я очнулся.

— Дыши, малыш, дыши.

Не знаю, сколько ушло времени на то, чтобы восстановить дыхание, но вот, кажется, я снова обрел способность видеть и воспринимать действительность.

Лапы тряслись, жуткая усталость накатила на плечи.

Ракеш, присевший напротив, заглядывал в мое лицо, пока я приходил в себя. Белая редкая снежинка запуталась в красивой пятнистой шерсти.

— Лучше?

Я кивнул в ответ. Божественная, что же я наговорил…

— Ракеш… — осипшим от крика голосом начал я, не зная заранее, что собираюсь сказать, как оправдаться.

— Постой. Я слушал тебя и, прежде чем ты продолжишь, хочу тоже кое в чем признаться. — Ракеш на секунду отвел взгляд, словно собираясь с мыслями. — Поверишь ты мне или нет, я не думал, что ты так ко мне относишься.

Было сложно верить, но правда отвратительно резко била в перепонки — он что, действительно ничего не замечал?!