Поймать невидимку

Мы были до странности открыты друг перед другом, каждая эмоция как на ладони – будто его признание прорвало плотину приличий, запретов и ханжества, обнажив душу каждого из нас. Но с ним хоть как-то, было понятно – он мужчина, а мужчинам в принципе дозволено не скрывать своих желаний.

Я же удивляла саму себя.

Ведь только недавно Мещерский был для меня совершенно недостижимой вершиной – бизнесмен, миллионер (а, может, и миллиардер), красавец… в конце концов просто человек старше меня на двадцать лет… Но стоило ему объясниться, и вот я уже без зазрения совести называю его по имени, трескаю заказанные для меня вкуснющие блюда и позволяю себе вести себя с ним так, как будто мы встречаемся уже три года.

А, может, дело было не только в его признании. Не у него ведь одного два дня назад снесло крышу.

О любви мы больше не говорили – чего о ней говорить, если и так все ясно?

А вот что делать с Шубиным и его угрозами…

– Значит так, – подозвав официанта, Мещерский заказал нам обоим кофе и мне кусок торта с малиной. – Если я правильно понял, мать твою уже уволили?

Я кивнула.

Звонила ей еще утром, и лишь после пятого звонка она ответила – до странности спокойным, даже заторможенным голосом. Наелась таблеток, ясное дело.

– Найти ей работу я могу минут за пять… – продолжил Богдан, размышляя. – Но делать мне этого нельзя. Иначе Шубин догадается, что что-то не так…  

Я снова кивнула, соглашаясь.    

В итоге, действовать решили следующим образом. Мать утешу всеми доступными способами и прослежу, чтоб не наделала глупостей. Что угодно, лишь бы продержалась до того момента, пока Шубин не вернет ей работу.

Это раз.

Во-вторых, позвоню сегодня этому гаду ползучему и скажу, что согласна на все. Богдан уверен, что почувствовав надо мной власть, конкурент войдет во вкус и станет требовать уже не просто информации, но и самой прямой слежки, возможно с целью шантажа. Я продолжу работать в «Меридиане», как и работала все эти три дня, превратившись по сути, в двойного агента.  

– Не одна война была проиграна благодаря ложным сведениям из вражеского стана, – заявил он, взглядом провожая ярко алую малинку, отправляющуюся мне в рот. – А сведения я буду снабжать ему такие, что пара месяцев, и от его шарашкиной конторы ничего не останется…

– Угу… – прокомментировала я, прикрывая глаза от удовольствия – ягода брызнула в рот бесподобно сладким соком. Когда я их открыла, стало еще слаще – Мещерский смотрел на меня так, будто завидовал этой самой ягоде.

– Жаль, что мы сейчас на людях… – ровным голосом произнес он.

– Иначе что? – не веря, что делаю это, я скинула туфлю и протянула под столом ногу, гладя его по лодыжке. – Что бы ты сделал?

Богдан закашлялся.

– Заберись повыше, и узнаешь…

– Но мы же на людях… – я деланно подняла бровь. И ногу.    

– Ах ты маленькая…

Поймав ногу и зажав ее между своими, он вдруг прищурился, оглянулся… и давай щекотать меня по пятке. И между пальцами. И вверх по ноге, забираясь чуть ли не под колено… И делал это до тех пор, пока я не начала сползать со стула от хохота. Ох, как я пожалела в этот момент, что поддалась на его уговоры и снова влезла в купленное вчера платье, вместо того, чтобы надеть джинсы, которые привезла с собой…

– Как ты узнал… – пытаясь отдышаться и уже не пытаясь вырваться, я вытирала из краешек глаз слезы. – Как ты узнал… что я ужасно боюсь щекотки…

Он широко улыбался – будто получил именно то, что хотел.

– А я и не знал. Я проверял, боишься ли…

Щекотка остановилась, переросла в нежное поглаживание и пощипывание. У меня слегка сбилось дыхание.

– Зачем? Зачем проверял?

– Затем, что боязнь щекотки означает повышенную чувствительность… к иного рода прикосновениям, – своей большой ладонью он слегка сжал ступню, красноречиво водя большим пальцем вдоль ложбинки.

Я облизнула вдруг пересохшие губы.

– Как интересно… - и немного съехала вниз по стулу, проскальзывая ногой еще дальше. – А что еще… определяет повышенную чувствительность?

Придвинувшись ближе, не сводя с меня взгляд, он дал моей ступне прижаться к уже довольно отчетливому бугру под брюками.

Хорошо, что и здесь скатерть, отстраненно подумала я. И слегка потерлась об этот восхитительный бугор пяткой.

Мещерский резко вдохнул, но продолжил говорить, наблюдая за мной из-под тяжелых век.

– Умение возбуждаться… когда делаешь приятно другому… У тебя уже мокро в трусиках, Соня?   

 Если до сих пор еще не было, то сейчас точно стало. Чувствуя, как между бедер наливается знакомое тепло, я сжала в кулак салфетку.

– Уверен, ты кончишь, когда в первый раз будешь делать мне минет.

По телу будто током шарахнуло от его слов, я дернулась и непроизвольно скрутила пальцы ног…

Господи, неужели он это сказал… вслух! в ресторане!

Хотя чья бы корова мычала… Он хоть говорит, а ты просто гладишь ему под столом причиндалы!

– Еще что?.. – говорить уже было совсем трудно, слова тянулись, будто я набрала полную ложку мёда в рот. Очерчивая ступней всю длину его члена, я и впрямь жмурилась от удовольствия.

Кашлянув, Богдан немного раздвинул ноги.

– Уверена, что хочешь продолжать?