Поймать зайца

Было бы обманом сказать, что я не наслаждалась этой нашей прогулкой. Вокруг звучал чужой язык, где-то звонили колокола чужого собора, туристы то и дело пересекали нашу траекторию. Но когда она вдруг побежала вперед, чтобы успеть перейти улицу, я вспомнила черноволосую Лейлу, которая бежит по середине моста в то прекрасное утро после выпускного. Я вспомнила, как мы когда-то ели снег со школьных ворот и рисовали «классики» разноцветными кусками мела на тротуаре перед нашим домом. Учитель биологии посыпал свой двор крысиным ядом и то и дело высовывался из окна посмотреть на нас, а мы прыгали по неправильным квадратам и номерам. Лейла заступала на линию, что было запрещено, а потом продолжала прыгать как ни в чем не бывало. А я молчала с чувством гордого морального превосходства. Вспомнила и тот выдуманный нами балет, в ее комнате под какую-то песню Дженет Джексон. Мы выскакивали на сцену – пестрый ковер посреди паркетного пола – и отсчитывали шаги, внимательно следя друг за другом, как будто все наше будущее зависит от этого танца. Потом, уже подростками, мы делали вид, что ничего этого не было. Я думала о таких – маленьких, глупых – воспоминаниях и поняла, что мы скоро доберемся до одной-единственной нити, которая продолжает нас связывать, – ее брата. Во время поездки я ни разу не спросила себя, что последует потом, была слишком поглощена тем, что представляла себе эти сцены, воображая взрослого Армина и себя в его глазах. Но сейчас я поняла, что и это пройдет, и что, когда мы наконец установим, что он действительно жив, а мы обе все время и так это знали, у нас больше не будет причин когда бы то ни было звонить друг другу. Между нами все закончилось еще на том острове, это я знала очень хорошо. Две задачи, которые она мне доверила после этого – похоронить Зекана и отвезти ее к Армину, – были лишь выражением уважения к нашей общей истории, а вовсе не доказательством дружбы.

Я смотрела на худую женщину с осветленными волосами и спрашивала себя, действительно ли это наш последний день, действительно ли такое возможно. После этого мы останемся без пропавших братьев и мертвых зайцев, придающих нам смысл. Мы наконец отделимся друг от друга, как две тяжелые тектонические плиты, которые всегда тяготели каждая к своей стороне планеты, хотя сами этого не осознавали. Они назывались одним континентом уже несколько тысячелетий. Лейла и я.

Я спросила, не следует ли нам вызвать такси. Она покачала головой: «Это близко, можем пешком. Полчаса, не больше».

Потом она остановилась и подошла ко мне, чтобы вытащить из моих волос листик. Он так в них запутался, что ей пришлось аккуратно разделить мои кудряшки, чтобы вызволить его из пут. Потом ловкими пальцами поправила мою прическу.

«Какая ты красивая», – сказала она.

«Не говори глупости», – ответила я, на что она закатила глаза. Порвала листик на мелкие кусочки и бросила их на тротуар.

Мы продолжали идти, не спеша. Позади остался кафедральный собор Святого Штефана. Лейла сворачивала в маленькие улицы, глядя под ноги, на булыжную мостовую. Я не мешала ей вести нас. Если кто-нибудь в этом городе и мог отвести меня к Армину, то это была только она. Поэтому я не возражала и когда мне показалось, что все эти улочки были ненужным отступлением от довольно простого маршрута.

«Могу я у тебя кое-что спросить?» – сказала она и снова остановилась.

«Только чтобы мы не опоздали, нехорошо, если ему придется нас ждать».

«Не опоздаем, у нас достаточно времени».

«О’кей… спрашивай».

«Почему ты в то утро украла Зекана?»

Мимо нас прошла группа скандинавских туристов с длинными палками, на концах которых были прикреплены большие телефоны. Я пригнулась: мне на секунду показалось, что кто-то из них отрубит мне голову. Сфотографировав все божьи врата, и окна, и собственное отражение в них, они исчезли за углом – и мы наконец остались одни.

«То есть как это почему? – спросила я. – Ты мне сказала».

«Я тебе сказала?»

«О’кей, ну, ты сказала не в смысле сказала. Но ты сделала мне знак».

«Знак?» – спросила она потерянно.

«Да ты вспомни. Тот тип… Как его звали?.. Кралевич, да. Он побежал за зайцами, а мы остались с его ящиком. Ну, понимаешь… Ты на меня как-то так посмотрела, не знаю… Подала мне сигнал».

«Сара, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Ты спятила».

Она снова взялась за это. Уродовала то, что я помню. Мы так близки к концу, еще немного – и все закончится. Могла бы оставить мне хоть это воспоминание. Франц Ебаный Bad Boy Йозеф был великодушнее, чем она. Но я не хотела препираться. И продолжала шагать по булыжной мостовой.

«И тот один рассказ, который ты напечатала в Литературном… ежемесячнике, голосе…»

«Вестнике, – сказала я. – Я думала, ты не читаешь мои рассказы».

«Тот я прочитала. О человеке с черными волосами со шрамом на лице. Который постоянно ходит по кругу».

«Ну и?» – спросила я, как бы незаинтересованно.