Пойми и прости

– Он не специально. Он просто переживает. И ничего не может с собой поделать.

– Вообще-то я и так СЛИШКОМ держу все под контролем. И ты это знаешь. Он тоже.

– Просто развлекайся. Кстати, я убралась в том шкафу и раздала нашу старую одежду.

– Какую еще одежду?

– Тебе прямо срочно необходимо знать это? Голубое платье с длинными рукавами. Ты уже несколько лет не надевала его. А мне нужно место в шкафу!

– Тоже мне проблема, мам. Как мистер Барвинок?

– Много гуляет.

– Ладно, мне пора бежать. Поцелуй девочек.

– И заставить их плакать?[2]

– Я скучаю.

– Я тоже скучаю.

Раф путешествовал ради джаза. По крайней мере, он так сказал, и мы в три часа ночи пошли за ним в место под названием «У Смарти» на крохотной улочке недалеко от канала в центре Амстердама. Он пообещал, что это того стоит, и после нескольких шотов, полдюжины джин-тоников и амстердамской марихуаны мы просто не могли отказать. Он привел нас в какой-то бар в подвале. Интересно, как в Амстердаме могут быть бары в подвалах, если весь город завис на уровне моря? Но я была не в состоянии размышлять о строительном искусстве. Я повисла на Джеке, Констанция – на Рафе, а Эми – на Альфреде, чьи пальцы напоминали мне клавиши пишущей машинки.

Виктор, граф Дракула, так и не появился на той вечеринке. Джек был знаком с ним, но я не знала, что именно их связывало.

Официантка с огромными бицепсами и таким взглядом, словно она может плюнуть тебе в напиток или унести тебя домой, хочешь ты того или нет, посадила нас за столик рядом с сортиром. Нам пришлось пробираться боком между маленькими столами, а музыка обволакивала нас, не желая отпускать. Черный парень играл на саксофоне, экспериментируя со звуком, заставляя его выть, изгибаться и тянуться. Как только мы уселись, Раф наклонился к нам и рассказал о музыканте.

– Это Джон П, – сказал он с забавным и приятным австралийским акцентом. – Он из Нигерии, но теперь живет здесь. Не думаю, что остальные ребята очень известные, но сессионные сидят…

Это все, что мне удалось расслышать. И то с трудом. К нам подошла официантка, и мы сделали заказ – коньяк с водой. Она кивнула и умчалась прочь, словно женщина, вброд переправляющаяся через болото. Я была в тумане и немного дезориентирована, но счастлива. Конечно, я – не Хемингуэй, а Амстердам – не Испания после Первой мировой, но за всю свою жизнь мне тогда удалось максимально приблизиться к любимому писателю.

– Я бы поставил семерку нашему поцелую на платформе. А ты? – спросил Джек, обняв меня.

– Так много? Я думала над шестеркой, а может, даже над пятеркой с половиной.

– Ты правша в поцелуях. Я так и думал.

– Как ты узнал?

– Большинство людей – правши. Если встретишь левшу в поцелуях, обрати внимание, у них у всех есть небольшой плавник сзади на шее. Почти незаметный, но он есть.

– Плавник?

Он кивнул.

– Это малоизвестный факт, – сказал он.

– Проблема в том, что мне никогда не ставили ниже девяти. Мои поцелуи могут погубить мужчину для всех остальных женщин. Я просто цитирую то, что мне говорили.

– Поэтому я и снизил балл, – сказал он. – Я мог поднять до десятки, но не хотел, чтобы ты падала в обморок.

– А зачем нужен плавник?

– Какой плавник?

– Ты только что говорил о плавнике. Тот, который сзади на шее.

– Люди Атлантиды. Они все левши в поцелуях.

– Так вот как можно их определить.

– А еще они не станут есть тунец. И любую другую рыбу. Это уже каннибализм.

– Понятно. А обычный человек может быть левшой в поцелуях?

– Нет, на моем пути таких не встречалось.

– Насколько опасно поцеловать гражданина Атлантиды?

– Крайне опасно. На первое свидание обязательно нужно взять пакетик соуса тар-тар, так, на всякий случай. Очевидно же, что тар-тар – это криптонит для того, кто вышел из Атлантиды.

– Ты всегда так делаешь?

– Как?

– Рассказываешь небылицы.

– Ты ведь не думаешь, что у меня сейчас нет соуса тар-тар в кармане?

– Нет, думаю, нет.

Он отклонился назад, цокнул языком и покачал головой.

– Водитель, повар или уборщик? – поинтересовалась я.

– Что? – спросил он, положив руку мне на бедро, и посмотрел мне в глаза так, что я чуть было не потеряла самоконтроль.

– Водитель, повар или уборщик? – повторила я, пытаясь игнорировать его руку и взгляд.

– Я должен выбрать что-то одно?

Я кивнула. Нужно было убрать его руку. Я прогнула спину.

– Уборщик. Я люблю готовить и вожу лучше Джеймса Бонда.

– Но ты больше похож на Росомаху.

– Мне убрать руку?

– Смотря куда.

Улыбнувшись, он убрал руку, и мы стали наблюдать за игрой музыкантов.