Поиск

— Как насчёт кофейка? — Пер, сдерживал рвущиеся наружу брызги восторга, непонятно откуда взявшегося, как только его посетила идея выпить кофий. Из пола перед ним начала вырастать каталка с небольшим количеством посуды, самоваром и различными напитками. Формирующаяся передвижная тележка постепенно обрела форму и плотность, равную плотности корабля. Пер, имитируя в повадках стюардессу, взял стеклянный сосуд с водой, из которого шел пар, и стал лить, казалось бы, прямо на столик на колесиках. Но в месте, куда он лил воду, тут же стала появляться чашечка — словно наперегонки, формирующиеся края чашки лишь на немного обгоняли повышающийся уровень воды, обрамляя влагу со всех сторон.

Цен смотрел на все, и в нем помимо воли возникали чувство желания обладать напитком, именуемым "кофе", чувство голода и чувство сладострастия. Эти, такие несвойственные для их тел, плотности и уровня сознания чувства, мягко говоря, удивили Цена и немного сбили с толку, что также было большой редкостью. Пер заговорщически улыбался и в нем явно зрели нотки детского озорства, вкупе с почти маниакальной тягой к желанию удивлять.

Цен изобразил на лице немой вопрос, который без всяких слов считывался, как: "А что, собственно, происходит?" ПЕР ещё шире улыбнулся — его ближайшее пространство бурлило и искрились от захватившего его озорства и веселья. Цен заметил, как корабль стал впитывать коктейль из охватившего Пера состояния, и невольно стал трансформироваться, ещё не совсем определившись с тем, какую форму принять.

— Люд-ди милстивые-е-е, — пространство будто заполнилось водой, расслабляющей и растягивающей и развенчивающей серьезную концентрацию или концентрированную серьезность. Пер протянул Цену чашку с жидкостью, которая преобразовалась в черно-коричневую субстанцию, с пенкой, плавающей на поверхности. Но последний не спешил брать её и всеми своими силами тянул время в и так уже растянутом пространстве. На его лице читалась мольба и вопрошание. Но Пер был неумолим и, игнорируя любые телесные, ментальные и телепатические знаки своего камрадовца, настойчиво протягивал ему чашечку.

— Это я приготовил! — с ребяческим восторгом и гордостью за самого себя, воскликнул Пер. Но что-то ещё сквозило в том, как он преподносил это — вселяющее уверенность в то, что это нечто грандиозное и не совсем то, чем кажется. Цен, доверившись, принял чашу и небольшими глотками стал пить. Странно, хоть он и не мог испытывать вкуса так, как это испытывает человек, он ощутил по контурам своего тела энергетические всплески, которые волнами гуляли по его оболочке. Он сделал ещё несколько глотков и словно вышел из "состояния расплывчатости" и частичного анабиоза.

— Секрет моего напитка в его уникальном почерке и тех необратимых изменениях, которые происходят после принятия… — голос Пера вещал, но Цен погрузился на какую-то собственную глубину, откуда восприятие вещей, происходящих снаружи, казалось отдаленным, глухим и неважным. — … А его послевкусие и эффект, наступающий постфактум, гарантирует вашей уставшей душе толику невероятного экстатического преображения… — как отдаленное радио, Цен ловил разглагольствования Пера, а сам будто укутался в "балахон невосприимчивости". Казалось, он очутился в самой глубокой точке океана. Страх выходил из закукленного состояния, в котором был забыт когда-то в недрах его существа, и стремительно разворачивался, покидая свою прежнюю обитель. Теперь он не только чувствовал, но и видел место, в которое он попал. "АТЛАНТИДА", мелькнула заметная мысль. Что ж, весьма возможно. Освоившись в своем новом качестве, он попробовал переместиться, хотя ещё не совсем понимал— какой частью он здесь, а кокой там — на станции "Лебедь" (ещё одно всплывшее воспоминание). Темные воды неизвестной глубины приятно обволакивали границы его тела. Он не испытывал давления, а наоборот — стремительно расширялся, разворачивая сжатые и подобранные оболочки своих тел, словно в матрёшке содержащиеся в друг друге. Он пошевелил конечностями и они довольно легко, словно он был морским обитателем, раздвигали водную гладь.

Из темной пучины медленно что-то поднималось, сверкая и мерцая. Это оказался трезубец, видимо, символ власти над водной стихией. Поравнявшись с Ценом, он остановился, медленно вращаясь вокруг своей оси и заливая золотом ближайшее пространство. Цен протянул руку и посох с тремя зубцами двинулся навстречу и, когда ладонь коснулась его поверхности, трезубец изошелся золотыми с желтым искрами. Искры, собранные в звенья или же по-отдельности, стали распространяться во всех направлениях. Вода от некоторых искр вскипала и бурлила, от некоторых превращалась в кристаллы льда.

Ещё не совсем понимая что делать с этим, Цен проводил посохом во всех направлениях и сверху, прорезая толщу водного массива, атмосферу земли и космические просторы посыпались синие молнии, ударяясь об горящий ярким золотым огнем трезубец и соскальзывая дальше— к ядру планеты.