— Э-э-э, сам сшил… — Цен не заметил, как с потоком его мыслей о времени и земном, под ним материализовался ковёр — очень старинный и невероятно уютный. И словно следуя за желаниями своего создателя, ковёр медленно поднялся в воздух и также медленно стал облетать внутреннюю часть корабля, словно проводя экскурсию для Цена.
А Пер, тем временем, занялся «лучеводством» — несколько недавно выращенных кораблём полусферических (вторая полусфера каждой сферы была внутри корабля) отростков по всему остову судна генерировали внутри себе тысячи тончайших лучиков, что собирались ровно в центре сферы и образовывали плотный гипер-луч, который устремлялся к Земле — к их связному землянину и другим потерявшимся, ещё не найденным или забытым человечкам и человекам. В обновлённой версии синтезированных лучей было интегрировано, так называемое «экстренное восстановление памяти» — принявшему луч, давался импульс на быстрое пробуждение, как бы «реанимирование души», наподобие шокового электрического разряда медицинскими приборами. В самый короткий срок память вспыхивала и прорастала, подобно древу или нейронным путям, во всех направлениях человека, как многопланового и многомерного существа. Он вспоминал, прежде всего: кто он, откуда он, какая у него основная задача (если есть таковая) и на некоторое время чувствовал всем собой свою истинную природу. Далее это состояние сходило на нет, давая человеку выбор и даже выборы: идти, оставаться, оставаться и развиваться, идти и развиваться, пробуждаться, засыпать обратно и ещё целый спектр подобных вариантов. Прелесть была в том, что каждый решал за себя, причём решал, руководствуясь «полноценным собой», активированным в результате экстренного пробуждения памяти. А «полноценным собой» означало, что он получал доступ ко всему своему Духу, где уже без колебаний можно было решить что делать, куда идти и как видеть.
Полусферы облепили корабль со всех возможных сторон, словно какая-то оборонительная система на корпусе боевого космического эсминца. Из каждой устремлялся на Землю луч, из которого по мере продвижения к Гайе вырастали подобные лучи, словно отслаиваясь и направляясь в разные стороны то хаотичным образом, то в скоординированном порядке. Первым делом они опознавали уже помеченных вибрационной меткой счастливчиков и запускали «экстренное пробуждение памяти», а дальше рыскали как ищейки по Земле, прошивая собой любой слой, период и каждый атом. Найдя очередного потерянца, луч загружал в него необходимые вышеописанные данные и дальше «улетал» на следующий «поиск».
— Цен, смотри чаво изготовил, пока ты расслаблялся на ковре! — снова восторженно затараторил Пер. Но Цен медленно облетал космический шаттл на своём красном ковре, будто впервые изучая все его улочки, закутки и любые произвольные места, что он находил достойными внимания. — Ну, понятно! Говорил же, что надо запретить тут эту «вспоминательную лужу» — так он в сердцах нарёк интерактивный интерфейс, что транслировал Цену миры и пространства, где он побывал. Видимо, Земля, которая занимала особое место в его сердце, снова манила его в свои объятия.
— И вот, один я снова, на судне, летящем в никуда… Никто не скажет слова, Не мелькнёт во тьме звезда… — было начал Пер постановочный драматизм, но быстро осёкся, помятуя что бывает, если увлечься игрой в драму. Вместо этого он создал водный шарик у себя в руке и запустил в Цена. Шарик угодил прямо в затылок и растёкся по нему, распространяясь на плечи и дальше на всё тело, пока не укутал Цена с ног до головы водным коконом.
Лучи очень успешно обнаруживали потеряшек и перед Пером то и дело вспыхивала слегка просвечивающаяся картина — очередной человек (или какая-то часть его) в капсуле устремляется на огромной скорости наверх — к своему дому, к своей звёздной системе или к самому родному месту. Каждая вспыхивающая «картинка» — или голограмма — сопровождалась выбросом «ощущения дома» — законсервированная тоска высвобождалась, а за ней бутоном раскрывалась радость и щенячий восторг.
Мастерски распределяя внимание между полусферами, Пер ловил отклик от того или иного луча, максимально курируя процесс своим вниманием— слишком глубоким было сейчас погружение и очень велико становилось искажение, если процесс пускался на самотёк. Собрав всю доступную ему сейчас волю и прошив её кристаллическим веретеном, Пер максимально увеличил своё присутствие в текущем моменте, даже, что было практически невероятно, перестал звучать в шутовском режиме— часть его существа фоново всегда пребывала в таком состоянии— шутовской иронии, — что давало определённые преимущества в виде лёгкости, необременённости, отпусканию и прочих вкусных плюшек и пончиков. Но в этот раз, неведомо какие силы его к этому склонили или побудили, он осознал, что все доступные поля охвата его существа должны слиться в единой потоковой волне, что понесёт (или даже вознесёт) всё, вся и всех к тому, к чему неустанно взывает ядро каждой отдельной частички сознания в этой квантовой рапсодии.