Поиск источника: настойчивость на пути художника

В семи метрах от них полыхает, готовясь зацвести, форзиция. Несмотря на холод, ее ветви усеяны зелеными с золотом бутонами. Очень скоро эти бутоны превратятся в желтые цветы, и форзиции по всему парку засияют золотом, словно праздничные костры, разожженные в знак прихода весны. Вот уже прыгают по снегу четыре красногрудые малиновки, ищут пищу под смерзшейся коркой. Малиновки – тоже знак весны, как бы ни ярилась зима.

С художником не торгуются.

Людвиг Ван Бетховен

Сегодня я кутаюсь в необъятное пальто. Под ним много слоев одежды, и оттого мне жарковато – вдобавок я похожа на какого-нибудь персонажа из «Доктора Живаго». Со мной две собаки на поводках. Собаки тоже закутаны в пальтишки. Пока я любуюсь первыми цветами, Тигровая Лилия бросается преследовать малиновку. Посмеиваясь, я говорю себе, что она прекрасная собака для художника – всегда стремится к чему-то недостижимому, к новым возможностям.

Это утро я провела в погоне за оперными партиями. Музыка «Магеллана» звучит у меня в голове, внутренним зрением я вижу музыкантов, которые ее играют, и все же придется потрудиться, чтобы перенести услышанное на бумагу в виде нот. Я вожусь с «Магелланом» вот уже почти шесть лет – тут добавлю пару нот, здесь – пару слов. Путешествие самого мореплавателя длилось долго и было поистине великим предприятием. Я изо всех сил стараюсь сделать так, чтобы мое творение соответствовало величию экспедиции, но вперед приходится идти медленно, шаг за шагом, то и дело пытаясь достичь недостижимого. Я, как Тигровая Лилия, гонюсь за неуловимой птицей. Но однажды я ее поймаю. Или по крайней мере попытаюсь.

Мы, художники, должны учиться пытаться. Мы должны учиться уверенности действий. Мы должны учиться действовать так, словно весна уже настала, – потому что так оно и есть. Весна, которой мы так ждем, – это мы сами. Где есть творчество, там распускаются цветы. Любой акт творчества – рывок вперед. Всякий раз, когда играем на концерте, оттачиваем плие, пишем роман или набрасываем скетч, мы начинаем из ничего – с «пустого места» – и оплодотворяем его своей творческой искрой. И рождается искусство – но ради этого приходится потрудиться.

Чтобы творить, нужно хотеть трудиться. Нужно со всей охотой устремляться внутрь себя и извлекать наружу то, что там отыщется. Внутри мы соединены с чем-то большим, нежели мы сами. Эта связь с чем-то, что превосходит нас многократно, называется вдохновением. Но начинается все там, где мы сейчас, с того, кто мы сейчас. Все начинается с возможности.

А возможность начинается с честности. Честность же – с точности. Я печатаю эти строки, сидя за маленьким лакированным столиком работы китайского мастера, и гляжу в окно на север, туда, где раскинулся Манхэттен. Я живу на одиннадцатом этаже – редкий таунхаус может быть помехой моему взору. Если сдвинусь влево, увижу Центральный парк. Увижу пруд в окружении вишен, которые с переменой погоды покроются бледно-розовым цветом. Впрочем, сегодня вечером парк темен и смутен. Вчерашний снег растаял. Моему взору открываются лишь угольно-черные ветви деревьев. Вскоре им предстоит покрыться свежей зеленью, но это время еще не настало. Этим вечером деревья напоминают рисунок пером.

Художник – это человек, который выворачивает пальто наизнанку и влюбляется в цвет подкладки.

Жан Тардиво

Я смотрю в окно за письменным столом, на север. Взгляд мой минует крыши таунхаусов и останавливается на двух огромных небоскребах с большими квадратными окнами. Во многих мерцает серо-голубой свет – там смотрят телевизор. Я держу на столе бинокль, чтобы разглядывать птиц. При желании могу рассмотреть в бинокль своих соседей, но не делаю этого. Если я могу подглядывать за соседом, значит, и сосед может подглядывать за мной. Стараюсь об этом не думать, но ведь это вполне возможно. Мысли же о возможном – епархия искусства. Именно возможности заставляют крутиться наш творческий двигатель.

«Возможно, – думает художник, – я смогу написать пьесу».

«Возможно, я смогу изваять скульптуру».

«Возможно, я смогу снять фильм».

Из «смогу» рождается следующая мысль: «Пожалуй, я так и сделаю». Эта мысль – пока еще игра. Мы не думаем о трудностях. Наш порыв рожден чистой верой. Художника посещает видение будущего, где он обозревает успешное воплощение пришедшего ему на ум замысла. Художник – как влюбленный, который не задумывается о том, что может быть отвергнут. Он не может не следовать за своим замыслом. Он весь – стремление любить.

Как крокус волей-неволей пробивает себе дорогу в весну, так и художник пробивает себе путь к росту. Крокус спит под снегом, но пускается в рост, стоит ощутить первое дуновение тепла. Так и художник не раздумывает, ко времени ли его труд, будет ли он принят благосклонно. Порой недоброжелательный прием обжигает холодом, словно весенний снегопад, но художник, как крокус, способен это пережить.