Поиск исторического Иисуса. От Реймаруса до наших дней

Однако, несмотря на столь внушительную цепочку трансформаций, Иеремиас полагал, что зафиксированные в Евангелиях притчи все равно передают ipsissima vox Иисуса.

В отличие от Борнкама, утверждавшего, что ученый не может реконструировать ничего касающегося самосознания Иисуса и Его внутренних переживаний, Иеремиас рассматривает эти проблемы. Одна из глав его «Провозвестия Иисуса» называется Das Hoheitstbewußtsein Jesu, что можно перевести как «сознание Иисусом Своего величия» (в русскоязычном переводе – просто «Самосознание Иисуса»). Согласно Иеремиасу, Иисус, предположительно со времени Своего Крещения, считал Себя пророком, призванным возвещать волю Бога. Однако в ходе служения, сопровождавшегося исцелениями, изгнанием бесов, созданием общины Нового Израиля и прочим, Иисус, по мнению Иеремиаса, осознал Свою мессианскую природу:

Иисус видел, что Он – один из посланцев Бога; однако наша попытка воссоздать содержание Его проповеди показала, что Он осознавал Свои полномочия как выходящие за рамки пророчества. <…> Его провозвестие и Его действия – это осуществление эсхатологического спасения. <…> Все это показывает, что Иисус видел Себя несущим спасение[246].

Как видно из приведенной цитаты, Иеремиас придерживался концепции «реализованной эсхатологии» Додда, то есть считал, что Иисус видел наступление Царства Божьего уже в Своем земном служении. Использование Иисусом эмфатического местоимения ἐγώ, мессианского титула «Сын Человеческий», осознанное принятие Своих страданий и смерти – все это, по Иеремиасу, свидетельствовало о том, что Иисус считал Себя Мессией и Спасителем.

Естественно, подобные выводы подразумевают, что Иеремиас исходит из представления о преемственности между историческим Иисусом и Христом веры. Из всех авторов рассматриваемого периода он утверждал эту преемственность наиболее очевидно:

Провозвестие Иисуса и веросвидетельство Церкви образуют единую до– и послепасхальную весть, их нельзя изолировать друг от друга. Но и различие между ними нельзя нивелировать. Они соотносятся одно с другим как призыв и ответ. Милостивое предложение спасения, воплощенное в словах и делах Иисуса, его крестной смерти и его возвышении, – это призыв Бога к миру; свидетельство Церкви во всем многообразии его форм и содержания, хор несметного числа голосов, прославляющих Его имя и исповедующих Его перед миром, – это ответ на призыв, родившийся как результат работы духа[247].

Следует отметить, что Иеремиас, отстаивая преемственность между историческим Иисусом и Христом веры, прекрасно осознавал, что противостоит практически всей двухсотлетней традиции «Поиска…», утверждавшей радикальное расхождение и разрыв между этими двумя реалиями. Однако Иеремиас считал, что этот взгляд научно обоснован. В своих работах он выступает не как теолог, требующий веры в свои идеи (что скорее характерно для работ Барта и Бультмана), а как ученый, аргументированно доказывающий каждое положение своей теории. Работы Иеремиаса (а также Додда) знаменуют собой новое движение в «Поиске исторического Иисуса»: если ранее многие исследователи приступали к научному изучению Евангелий, чтобы подорвать основы традиционного христианского вероучения, то начиная с третьей четверти XX века можно увидеть тенденцию (характерную в первую очередь для британских авторов), когда исследователь, используя научный инструментарий, показывает результатами своей работы если не истинность, то как минимум историческую обоснованность традиционного христианского учения.

Итак, можно назвать следующие основные идеи Иеремиаса.

1. Лингвистическое исследование греческого текста Евангелий позволяет обнаружить в нем фрагменты, в которых встречаются арамеизмы и гебраизмы; это свидетельствует о том, что эти фрагменты восходят к историческому Иисусу.

2. Помимо общераспространенных арамейских выражений, характерных для речи Иисуса, Он использовал особые формы (притчи, загадочные выражения) и слова (Царство Божье, Авва, аминь), которые отражают Его уникальный ipsissima vox.